– Оль, ну откуда в тебе это? Не понимаю… Ты ж молодая еще, все у тебя будет, и любовь тоже будет…
– А у тебя, значит, она уже есть? – саркастически улыбаясь и наклоняясь вперед, чтобы заглянуть матери в глаза, протянула Олька. – Ща! Не гони, мама. Не на дуру напала! Он же старый совсем! Какая любовь?!
– Вот такая, Оль… – грустно вздохнула Ксюша, низко опуская голову. – Впервые в жизни со мной такое…
– Иди ты… – с тихим сомнением махнула Олька рукой. – Так не бывает, мам…
Они замолчали, сидели тихо, изредка всхлипывая по очереди. Было слышно, как громко ругается в своей комнате на дочерей Галия Салимовна, как что-то упало и разбилось на кухне под размытое и вязкое чертыханье Антонины Александровны, как проскрипели натужно колеса Витиной коляски, остановившись около их двери…
– Заходи, Витя! – крикнула громко Олька и испуганно посмотрела на Ксюшу: – Ой, мам, а как правильно-то? Заезжай, что ли? Я и не знаю…
– О чем вы так яростно спорите, девочки? – от порога спросил Витя, с трудом протискивая коляску в узкий проход. – Олька, почему на мать опять кричала?
– А чего она – любовь, любовь… Слушать противно! Никакой такой любви теперь нету! Раньше когда-то, может, и была, а теперь нету!
– Куда ж она делась, по-твоему? – улыбаясь ласково, подъехал Витя вплотную к тахте.
– А что ей здесь с нами делать-то? Люди выживают с трудом, голодают да мерзнут, да как мы вот, в бомжатниках своих маются и толкаются изо всех сил локтями, кто как умеет, чтоб выбраться из всего этого! Когда тут любить? Так что нету никакой любви, не верю я…
– Есть, Олька, есть… – немного таинственно и в то же время торжественно сообщил Витя. – Просто времена такие окаянные пришли – эту самую любовь взяли да упразднили, придавили ее, бедную, огромным золотым червонцем… Только одного не учли – эту проблему каждый сам за себя решает! Кто не стал червонцу молиться, а просто научился покою да смирению, тот и живет себе в тихой радости! И любит! А бунтовщики ни с чем остались – и об червонец головы вдрызг поразбивали, и покой да любовь растеряли… Да чего далеко ходить, ты сама кругом посмотри! Думаешь, Галия Салимовна не мечтала в свое время выбраться отсюда? Еще как мечтала! Совершенно искренне полагала, что ей, как многодетной матери, квартира от государства положена. И моя мать думала, что меня родит и тоже, как мать-одиночка, свое жилье получит. И бабушка Васильевна всю длинную трудовую жизнь в той же очереди простояла… И что? Пришлось им смириться и жизнь свою примерять да пристраивать к таким вот условиям – протестовать-то бессмысленно. И ничего, живут! Протест – штука опасная, Олька! Он с отчаянием да злобой на жизнь рука об руку идет. Так что лучше смирению учись. А что делать – не во дворце родилась… Прими это для себя. Знаешь, как в Писании сказано? «Придет гордость, придет и посрамление; но со смирением мудрость». Или вот еще: «Лучше