Четвертое. И вот тогда мы вводим чрезвычайный закон о борьбе с бандитизмом, каковой ликвидируется быстро и беспощадно. Подвал, признание, расстрел. И народ на нашей стороне. Утомился потому что от братков. А любой бизнесмен, чуть что, тоже может проходить по закону о бандитизме, поскольку криминализация бизнеса всеобщая.
Пятое. Сажаем фашистов всех мастей и запрещаем их партии. Население, опять же, нас приветствует.
Шестое. Все это время (недолго, кстати) дума, конечно, отчаянно шумит, потрясая правами и конституцией. Через прессу вываливается весь компромат из сейфов – на все политические партии. Обнародуются их связи с криминалитетом и олигархией, на деньги которых они жрут. Показывается по телевидению, как они жрут – все эти коттеджи, санатории, джакузи с массажистками, конюшни, машины, недвижимость за рубежом – у кого она есть. И все это – на деньги, украденные у народа! Вводится временный указ о временном же приостановлении деятельности всех политических партий – до поры, пока не будут закончены уголовные процессы по их злоупотреблениям, а такие злоупотребления есть сейчас у всех. И думско-партийные проститутки расходятся по домам, как миленькие, – что бывало в истории всегда, когда их разгонял тот, за кем и сила, и правда одновременно.
Седьмое. И вводится та самая диктатура как переходная форма правления. И почти все – за, кроме части интеллигенции, обуреваемой гуманистическими идеалами, которые интеллигенция всегда хочет воплотить в жизнь немедленно, – но ее так легко пугнуть и купить, кроме малой прослойки людей умных, которые справедливо боятся, что при рубке леса всегда летят щепки, так вот как бы не угодить в эти щепки; и кроме тех, чье рыло кругом в пуху, и хорошего им ждать не приходится. Но это – весьма небольшой процент населения.
Восьмое. И вот тогда твердой рукой наводится порядок – примерно так, как его наводили Сулла, или Кромвель, или Наполеон, или Франко, или Пиночет. И нам опять приходится делать добро из зла, потому что больше его не из чего делать…
И вот тогда конфискуется имущество заворовавшихся чиновников, на кого б оно ни было записано, хоть внука семиюродной сестры или духа святого, и они дружно сажаются.
И жесточайшим способом подавляется сепаратизм, потому что у государства нет другого пути к сохранению себя, а результат развала будет еще горше.
За воровство и головотяпство в армии, когда голодных и необученных пацанов швыряют в огонь, ответственные начальники расстреливаются.
Армия учится только тому, что нужно для боя. За шагистику и равнение подушек в казарме по ниточкам командир роты идет в тюрьму как за растрату государственных средств, отпускаемых на обороноспособность, а не на идеальное застилание коек и балет на плацу. Убрать из армии бессмыслицу, дать дышать – уйдет и дедовщина. Это отдельная тема…
Судебная реформа проводится в неделю.