– Если, – сказал мистер Муллинер, – я не ошибаюсь и вы действительно хотели бы узнать, что произошло дальше, я могу вам рассказать. Никакой войны его высшая и низшая натуры между собой не вели. Низшая победила с места в карьер. С момента, когда он столь величаво нахлебался, этот, в недалеком прошлом истинно святой, кот стал гулякой из гуляк. Просыпался он рано, а ложился поздно, и дни его заполнялись вихрем дебошей и сомнительных донжуанских похождений. Не прошла и вторая неделя, как его ухо в непрерывных гангстерских войнах превратилось в свое драное подобие, а его боевой клич стал для обитателей Ботт-стрит в Челси столь же привычным, как утренние йодли молочника.
Виски С Содовой сказал, что это напоминает ему какую-то из величайших греческих трагедий. Мистер Муллинер подтвердил, что некоторое сходство имеет место.
– А что, – вопросил Ром С Молоком, – обо всем этом думал Ланселот?
– Ланселот, – сказал мистер Муллинер, – принадлежал к тем покладистым натурам, что и сами живут, и другим дают. Он смотрел на загулы кота снисходительным оком. Коты, объяснил он как-то вечером Глэдис Бингли, когда она промывала борной кислотой правый глаз Уэбстера, коты остаются котами.
Правду сказать, он вообще выкинул бы всю историю из головы, если бы как-то утром от его дяди не пришла радиограмма, отправленная с парохода посреди океана, с сообщением, что он отказался от своей епархии по причине здоровья и вскоре прибудет назад в Англию. Радиограмму завершали слова: «Мой теплейший привет Уэбстеру».
Если вы не забыли, каковы были отношения между Ланселотом и епископом Бонго-Бонго, а я описал их в тот вечер (продолжал мистер Муллинер), вам не нужно объяснять, как это известие потрясло молодого художника. Гром среди ясного неба. Хотя Ланселот зарабатывал своею кистью достаточно, чтобы содержать себя, он надеялся выдавить из своего дяди ту добавочную сумму, которая бы позволила ему вступить в брак с Глэдис Бингли. И когда Уэбстер был доверен его попечениям, он считал, что указанная сумма уже у него в кармане. Ведь, убеждал он себя, простая благодарность понудит его дядю раскошелиться.
Но теперь?
– Ты же прочла радиограмму, – сказал Ланселот, взволнованно обсуждая с Глэдис Бингли сложившееся положение. – Ты не забыла заключительные слова про теплейший привет Уэбстеру? Без сомнения, дядя Теодор, едва ступив на английскую землю, поспешит сюда для радостного воссоединения с этим котом. И кого он увидит? Хулигана в кошачьем обличье. Гангстера. Громилу. Грозу Ботт-стрит. Да ты погляди на него, – сказал Ланселот, расстроенно махнув рукой в сторону подушки, на которой возлежал Уэбстер. – Только взгляни на него, прошу тебя.
Бесспорно,