Виктор обладал достаточным состоянием, чтобы купить лучшую часть Иркутска. Ника любила состоятельных монстров. Состоятельные монстры любили Нику. Единственное, что требовалось от Ники, – быть послушной девочкой, готовой вырезать свое сердце. Зажмурившись, она осторожно поцеловала Виктора. Странная жидкость застыла на губах – болотная, студенистая.
Я затаился в глубине огромного шкафа, наблюдая за исчезающими тенями. Я любил Нику. Несмотря на внушительные размеры шкафа, воздуха в нем хватало на несколько вдохов. Представьте, вы висите впритык – вешалка к вешалке – с тучным монстром, вдыхая его ароматные испарения. Вы не можете спать, вы ждете сладостного скрипа открывающейся дверцы. Если вы в первых рядах, вам повезло: целую неделю будете вдыхать свежий воздух и любоваться прекрасным личиком Ники. Неделя – это много. В задних рядах вас утрамбуют по самое не могу (ведь вешалки с новыми монстрами появляются каждую пятницу, а шкаф имеет ограничения в объеме). Мне несколько раз счастливилось увидеть ловкие ручки Ники, проскальзывающие мимо вешалки с моим именем. Затаив дыхание, я ждал, что выберут меня. Все мы продолжаем ждать, пока в конце концов не засыхаем до смерти и нас не выкидывают, словно кучку тряпья.
– Ви, – слабым голосом позвал меня Дмитрий. – Она ушла?
Я кивнул. Дмитрий был единственным монстром, чья внешность не вызывала рвотных рефлексов: мягкая шерсть, большие глаза, коготки на лапах. В своей неподвижности Дмитрий скорее походил на дремлющего кота, на пушистое облако, медленно опускающееся вниз. Бедняга совсем обессилил.
– Виктор сегодня не в настроении, – пожаловался Дмитрий. – В первых рядах настоящий пожар.
Виктор – хищный монстр с приплюснутым носом и повадками акулы. Если по каким-то причинам настроение Виктора падало, в шкафу резко поднималась температура. Сегодня было особенно жарко. Из-за устройства органов дыхания акула должна постоянно находиться в движении, иначе она утонет (это смешно, но акула может утонуть, опуститься на дно шкафа). Здесь невозможно двигаться, особенно в средних и нижних рядах, там настоящая давка, трясина. Вы можете представить акулу, бултыхающуюся в вязком болоте? Я не могу.
Каждую ночь, проведенную в шкафу, Виктор медленно умирал. В последнее время от него несло рыбьим смрадом. Здесь рано или поздно умирают все. Чтобы окончательно выбраться из шкафа, монстру необходимо поместить сердце человека в свою грудную клетку. У монстров нет сердца. У монстров есть деньги, власть, известность, талант, сверхсила. Но сердца нет.
Я все чаще задаюсь вопросом, способно ли чудовище любить, если у него нет сердца? Способны ли мы хоть что-то чувствовать? Если подумать, все мы оказались в этом проклятом шкафу из-за Ники. Оказались по собственной боли. Любовной боли. Вечной боли. Но похожа ли наша боль на человеческую? Я ни разу не слышал, чтобы в шкафу кто-то кричал, тогда как люди кричат постоянно, начиная с самого рождения.
– Я больше не вынесу, – причитал Дмитрий. – Как она могла выбрать Виктора? От него ведь несет за километр.
– У Виктора в распоряжении весь Иркутск, – просто ответил я, – дорогие рестораны, кинотеатры, огромные автопарки, десятки монстров в подчинении. Ты сам знаешь, Ника любит развлекаться.
Дмитрий грустно вздохнул.
– А вдруг она отдаст ему сердце?
– Если оно у нее есть, – я пожал плечами. – Ника играет с Виктором. Если бы она хоть кого-то любила, то не посадила бы в шкаф.
– Не знаю, – Дмитрий задумался. – Как мы здесь оказались? Тем более ты.
– Что я?
– Ты не похож на монстра.
Я самый настоящий монстр. Белая кожа, горящие веснушки. Крылья носа, распускающиеся бутоном при каждом вздохе. Подбородок округлый, крепкий. Губы мягкие, крупные. Глаза голубовато-серые. Самый ужасный монстр – это я. Темная кожа. Крупный нос. Раскосые глаза. Двойной подбородок. Тонкие губы. Зеленые глаза.
Удивлены? Я монстр хотя бы потому, что не имею собственного облика. Вы знали, что хамелеоны способны менять окрас при изменении температуры, освещения и даже настроения? Так вот, я хамелеон в хамелеоне. Для меня не проблема превратиться в Дмитрия, полностью изменить телосложение, голос, повадки. У меня нет истинного обличия: внутреннего и внешнего. Нет постоянных влечений. Однако есть единственное, чего я хочу, – полностью и неизменно – заполучить в руки теплое сердце Ники.
– Будь моя воля, я бы сбежал, – продолжил Дмитрий. – Раскачался бы как следует, проломил стену. Я ведь даже не помню, как очутился здесь.
Никто не помнит. В первых рядах ходят слухи, что после влюбленности наш мозг напрочь ломается, полностью пропадает память. К примеру, я ни разу не видел Иркутска, только слышал о нем. Меня, как и большинство монстров в этом шкафу, ни разу не выбирали. Если переводить на обыкновенное время, я сижу здесь около года. За этот промежуток я успел основательно поразмыслить над значением человеческой фразы «если