И Эскофье тут же понял, что именно талант этого художника ее и привлек. Ведь Доре, в конце концов, проиллюстрировал столько великих произведений – и Мильтона, и Данте, и лорда Байрона, и этого испанца Сервантеса с его «Дон Кихотом». Недели не проходило, чтобы не вышла книга с иллюстрациями Гюстава Доре. И он был не просто богат и успешен; было в нем и еще кое-что. Эскофье прекрасно понимал: Доре – это сердце Парижа. Его гравюры, посвященные прусской осаде, показали столицу Франции стоящей на коленях; на них была мать, в ужасе смотрящая, как солдат убивает ее ребенка, рыночные прилавки, где торгуют тушками крыс, кошек и собак. Во время осады Доре тоже находился в Париже, вместе с этими людьми. И он все запомнил и запечатлел – чтобы никогда об этом не забывали.
«А я всего лишь повар!»
И все же Эскофье не смог заставить себя отойти от окна. «В последний раз посмотрю и уйду», – решил он. Когда уже ближе к ночи ушла наконец и вся его кухонная команда, Эскофье остался.
Через несколько часов boulanger, булочник из его команды, обнаружил его спящим в кресле лицом к улице и тихонько потряс за плечо:
– Папа, я пришел тесто для хлеба ставить.
– Я только…
И Эскофье понял по лицу пекаря, что ничего объяснять не нужно. Он и так обо всем догадался. «Должно быть, все давно знают», – подумал Эскофье и встал.
– Ну что ж, – он поправил жилет, – будь добр, передай всем, что сегодняшнее меню я посвящаю своей личной победе – невероятному успеху того кушанья, которое я приготовил для нашей несравненной мисс Бернар и нашего прославленного Гюстава Доре, моего бывшего наставника. Это будет Noisette d’Agneau Cora Dressés dans les Coeurs d’Artichauts и Pigeonneaux Cocotte[36].
Boulanger выглядел смущенным.
– Артишоки и голуби?
– А что, по-моему, прекрасная парочка! Pigeonneau[37] – это «простак», а Coeurs d’Artichaut – «ветреник»[38], то есть мужчина, который влюбляется в каждую встречную девушку.
Пекарь рассмеялся и обнял Эскофье как родного сына.
– C’est la vie[39], – сказал он. – Наслаждайся, пока можешь, тем, что сердце твое в очередной раз разбито. Но учти, что вскоре непременно появится женщина, из-за которой ты превратишься в такого же старого женатого мужчину, как и я, и у тебя будет слишком много детей и слишком мало времени для сна.
– Между прочим, тебе еще хлеб печь.
Boulanger подмигнул, постучал себя по носу и сказал:
– Это будет нашей маленькой тайной. – И он занялся своим тестом.
Эскофье умылся, отыскал свою поварскую куртку и колпак и сказал пекарю:
– Я непременно вернусь еще до того, как нужно будет подавать второй завтрак.
В студии Доре по-прежнему горел свет, так что он решительно поднялся по лестнице, но у двери остановился и прислушался: было слышно, как по мрамору стучит резец. И время от времени доносились взрывы приглушенного смеха.
Так,