Вновь устремив взгляд вперед и вдаль, Гаррисон решительно выкинул все эти мысли из головы. «В конце концов, – решил он, – все обернулось так, что лучше и быть не может».
Куда привела их дорога? Гаррисон даже на название внимания не обратил. В какой-то маленький городок, словно бы ни капли не изменившийся с самого восемнадцатого века. Захолустный, тихий, а главное, совершенно не тронутый нашествиями туристов и сопутствующей оным коммерциализацией всего и вся. Джина такие места просто нюхом чуяла. Интересно, много ли их сохранилось в Калифорнии до наших дней?
Оба шли по оживленному рынку, вытянувшемуся вдоль волнолома. На ходу Гаррисон лакомился ломтиками апельсинов из местных садов. С одной стороны – прилавки со свежими фруктами и рыбой, с другой – гавань и целая флотилия рыбачьих катеров. Шумный, красочный, рынок ярким пятном выделялся на фоне темных, сумрачных гор, окруживших крохотный прибрежный городок с трех сторон, точно исполинские стражи. Апельсины оказались невероятно вкусными – казалось, они дарованы смертным самими богами. С другой стороны… последние две недели Гаррисон прожил исключительно на сухпайке, так что сейчас ему даже сосиска с чили показалась бы пищей богов.
В заказанном Джиной номере бутик-отеля оба приняли душ и переоделись. Облачившись в гражданское, Гаррисон окончательно превратился из воина в мужа. Джина снова оделась в белое летнее платье – на этот раз подлиннее, однако почти прозрачное.
Пока жена складывала в сумку купленные фрукты, Гаррисон углядел невдалеке пару местных ребятишек, азартно обстреливавших друг друга из водяных пистолетов, и невольно заулыбался. Хотелось бы ему обзавестись собственными детьми… но ведь и Джина, и сам он прекрасно знали, насколько опасна его работа.
Сунув в рот еще ломтик апельсина, он заложил кожуру за губу, скорчил рожу кинозлодея, этакого дона Корлеоне, и поднял вверх руки с согнутыми, точно когти пальцами. Джина звонко расхохоталась, а ребятишки с улыбками принялись обстреливать из водяных пистолетов его. Гаррисон притворился, будто сражен наповал, но тут же поморщился: свежая рана в боку откликнулась острой болью.
– Полегче, ребята: он у нас сегодня инвалид, – предупредила мальчишек Джина. Вполне добродушно, вот только эти странные нотки в голосе…
– Все хорошо, – заверил ее Гаррисон. – Пара недель с тобой – и снова буду как новенький.
Сказал он это с улыбкой, но растревоженная незажившая рана продолжала болезненно ныть. Похоже, чем он становится старше, тем дольше затягивается каждая новая дырка…
– Идем-ка, – с тревогой велела Джина. – Тебя нужно в постель уложить.
– Вот и я как раз о том же самом подумал, – с широкой улыбкой откликнулся Гаррисон.
Джина окинула его взглядом, стараясь на время сохранить серьезность, но перед благодушием мужа устоять не смогла и тоже, против воли, заулыбалась.
В такие минуты жизнь казалась невероятно, небывало