– Кей Ти, может, это покажется необычным: мы ведь едва знакомы…
Стоило это сказать, Бладшоту стало неловко. Утрата памяти или нет, он в первый раз почувствовал неуверенность в самом себе и невольно задался вопросом: отчего ладить с другими так нелегко? Нелепость какая-то…
– Но с вами мне как-то… уютно. Сам не знаю, почему.
Кей Ти подняла на него взгляд. Она явно не знала, что на это ответить, и на его лице, скорее всего, отражалось похожее замешательство.
И тут мелодия сменилась новой.
«“Psycho Killer” группы “Talking Heads”», – подсказали миллиарды крохотных микропроцессоров, кишмя кишевших в его теле.
Линия горизонта над океаном сияла золотом. Прекрасное зрелище, но он, даже не замечая всей этой красоты, не сводил глаз с развевающихся по ветру волос женщины за рулем кабриолета, мчавшегося вдоль прибрежного шоссе.
Внезапно мелькнувший в памяти образ казался добела раскаленным ножом, вонзившимся в мозг. Вскрикнув, Бладшот согнулся вдвое. Кей Ти бросилась к нему.
Еще один образ: теперь оба где-то еще. В помещении холодно, пахнет кровью забитых на мясо животных.
«Рэй», – сквозь слезы лепечет та же женщина. Черты прекрасного лица застыли в гримасе ужаса. Еще чуть-чуть, и бурные волны памяти вынесут на поверхность ее имя…
Бладшот в комнате отдыха поднял взгляд. Поднял взгляд и начал припоминать – припоминать, сам того не желая…
Обручальное кольцо на ее безымянном пальце. Прочнейший из металлов – титан, окаймленный золотом. Точно такое же поблескивает на его безымянном пальце, а он рвется из уз, удерживающих его в кресле, напряг силы так, что пальцы побелели…
Бладшот опустил взгляд, оглядел кисть левой руки. Нет, на пальце не оказалось ни кольца, ни даже светлой отметины, как будто родство, отношения, символом коих служило кольцо, стерты, вычеркнуты из истории заодно с его памятью, с его личностью.
Над ним склоняется некто, освещенный лишь со спины. Мужчина в пестрой рубашке из тех, что носят только туристы; лицо было бы вполне привлекательным, если б не плотоядная ухмылка…
– Зовут меня Мартин Эйкс, – с ухмылкой говорит он.
В голосе слышен австралийский акцент, и Бладш… нет, не Бладшот – Гаррисон, теперь-то он вспомнил! Вспомнил, кем был и как жил. И что сделал с ним этот австралиец. Ненависть к этому человеку, страх перед ним, захлестывали с головой.
Далее – череда образов, включая отталкивающий, отвратительный блеск нержавеющей стали, пневмопистолета для забоя скота, приставленного к голове женщины… к голове Джины, его любимой жены! Хлопок сжатого воздуха, рвущегося наружу, на грязном, забрызганном кровью бетонном полу дергается, точно змея, воздушный шланг, из дула, пробивая хрупкую кость черепа, стремительно выдвигается металлический стержень…
Озаренное лампой с затылка, лицо плотоядно ухмыляющегося Эйкса,