к работе, которую он вовсе не любил. Отвращение к службе и щемящая ненависть к повторению роли родителя привели ожесточившегося паренька на третий путь. Он стал глотать книги и газеты, с вожделенной жаждой посещал концерты и оперу, в состоянии отрешенного поиска бродил по залам национальной галереи. Он искал свой путь! Именно этот воинственный юношеский поиск привел Бернарда Шоу к необходимости организовать для себя системное самообразование. Противопоставляя себя отцу, не употребляя алкоголя и «обладая незаурядными деловыми качествами и безупречной аккуратностью» (слова из рекомендательного письма дублинской конторы), двадцатилетний Шоу яростно и основательно взялся за себя. Твердо решив стать писателем, он «ходил на все концерты, куда удавалось попасть», «часто наведывался в Национальную галерею на Трафальгарской площади, куда пускали бесплатно», «начал заниматься в читальном зале Британского музея». Любопытно, что он приходил в музей не только читать, но и греться. Труды
Шелли, Маркса и тщательная проработка громадного количества иных авторов, посещение обществ и приобретение полезного и содержательного окружения сделали свое дело – он проявил характер и твердость духа в формировании личной образовательной системы, индивидуального способа постижения знаний с их почти моментальным конвертированием в новые продукты. Этими продуктами оказались бесконечные статьи, разгромные исследования, увлекательные романы – все то, что легло в фундамент его творческой активности и будущей невероятной популярности. Пример Бернарда Шоу важен главным образом последовательностью возникновения, формирования и цементирования мотивации в железобетонную конструкцию, которую неподражаемый драматург пронес через всю творческую жизнь.
Совсем иной, почти противоположный, но не менее поучительный пример другого эстета – австрийского. Стефан Цвейг как будто «грешит» принадлежностью к плеяде людей, которые пошли широкой, добротно умащенной дорогой безупречного классического образования. Однако и тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. «В том, что после начальной школы меня отправили в гимназию, не было ничего удивительного. Каждая состоятельная семья, хотя бы из соображений престижа, настойчиво стремилась к тому, чтобы дать сыновьям «образование»: их заставляли учить французский и английский, знакомили с музыкой, для них приглашали сначала гувернанток, а затем домашних учителей», – такое четкое представление об образовательном вопросе своего времени и своего социального круга дает Стефан Цвейг в книге «Вчерашний мир». Словно перекликаясь с Бернардом Шоу, он далее указывает, что «педантичная заданность и черствый схематизм делали наши уроки неживыми – бездушная обучающая машина никогда не настраивалась на личность…» И еще одну запись нельзя обойти, прежде чем попытаться понять образовательную систему Цвейга: «Это недовольство школой не было некой моей личной настроенностью; не могу вспомнить
