В конце концов Лунина сыграл молодой тогда актер Олег Вавилов.
И сыграл, на мой взгляд, удачно.
Эфросу спектакль, конечно же, не понравился. Он тотчас придумал свой.
Он сказал: должна быть крохотная камера. И вся она тесно набита народом – всеми, кто участвовал в лунинской жизни. И он творит свой театр в этом крошечном пространстве. Но постепенно людей в камере становится все меньше и меньше. И в конце концов… как там у вас сказано: «К старости жизнь сокращает кажущееся многолюдство. И оказывается, во всей его жизни всегда были только они, четверо – Каин, Авель, Кесарь и Мария.
Я думаю, Эфрос был необъективен. И совсем не потому, что впервые у достаточно нелюбимого им Дунаева было то, что называется «шумной премьерой».
И на «Лунина» пришли те, кто на спектакли Дунаева не ходили… Просто это был другой театр, добротный, реалистический театр, который он терпеть не мог.
Кстати, на премьеру пришел тот самый зловещий когда-то Ягодкин. Он даже высказался – ему понравился спектакль. Теперь он работал на другом, совсем не идеологическом месте. Вдали от идеологии он тотчас стал милым человеком с нормальными вкусами. Что делать: место не только «красит» человека. Оно им управляет.
Андрей Миронов
И «Дон Жуана» тоже поставили без Даля.
Эфрос сразу назначил новых исполнителей. И каких! На Дон Жуана пригласил Андрея Миронова.
Был такой роман – Миронов и публика. Ему достаточно было просто выйти на сцену – и зритель уже умирал от восторга.
Лепорелло играл еще один любимец публики – Лев Дуров. Они превратили репетиции в концерт.
Первый спектакль, на который пригласили несколько критиков и драматургов, прошел блестяще. И тогда было решено устроить общественный просмотр.
Есть такая пословица – мне ее сказал кто-то из циркачей: «На премьеру приходят наши враги»…
Врагов не было. Пришли куда пострашнее – друзья: знаменитые актеры, режиссеры, писатели, драматурги. Короче, люди, внимательно следящие за творчеством друг друга.
Зал был полон блестящих имен.
В обычном зрительном зале все эти известнейшие люди сидели бы скрытые темнотой и пространством. Здесь, на Малой сцене, они сидели прямо перед актерами, совсем рядом. Они дышали им в лица и спины.
Начался спектакль. И актеры тотчас познали ужас Малой сцены. Вышел Миронов. На него внимательно смотрели знаменитые коллеги из Театра сатиры. Еще до того, как он открыл рот, он вспотел. Опытный, блестящий актер был убит сразу и наповал. Миронов… зажался!
Он потел, текст, смешной вчера, сегодня звучал неостроумно, а точнее – ужасно. И если Дуров еще как-то держался, Миронов погибал с каждой репликой.
Это был воистину провал.
Что бывает после такого провала? Режиссеру много звонят. И говорят: это (увы!) уже не ваш автор (вам надо ставить классику), и Миронов – не ваш артист… он исчерпал себя, убил себя съемками в пошлых фильмах и т. д.
Автору говорят, что это (увы) уже не ваш режиссер, он постарел и т. д.
Артистам тоже говорят…
Эфрос