Мне очень хотелось тоже встать и выйти к нему в гостиную, чтобы поговорить с отцом и узнать – о чем он беседовал с югоросским канцлером. Однако, поразмыслив, я решила, что лучше с ним об этом потолковать завтра, когда он немного успокоится. Вскоре я уснула и проспала почти до полудня.
Разбудил меня батюшка, осторожно постучав в дверь моей спальни.
– Шурочка, пора вставать, – сказал он ласковым голосом. – У нас с тобой сегодня очень важная встреча.
Я нехотя выползла из-под теплого одеяла и потянулась.
– Сейчас, батюшка, – крикнула я, – подожди немного. Я только умоюсь и оденусь.
Батюшка терпеливо дожидался, когда я буду готова. Выйдя в гостиную, я увидела, что он сидит в кресле у окна и читает сегодняшние газеты. Время от времени он морщился – видимо, еще не привык к несколько необычной местной орфографии. Получая письма от Виктора, я тоже не раз спотыкалась, наткнувшись на весьма своеобразное написание некоторых слов. Это, и еще некоторые, весьма отличные от наших общепринятых, манеры поведения, убедили меня в том, что югороссы – это не совсем русские.
– Дочка, – неожиданно строго сказал мне батюшка, – вчера я был приглашен поужинать к господину Тамбовцеву. Ты ведь знаешь, кто это?
Я кивнула, и он продолжил:
– Так вот, от него я узнал, кто такой Виктор Брюсов и кем он может стать в самое ближайшее время. И потому я хочу спросить у тебя, дочка, – ты любишь этого человека?
Я почувствовала, как вдруг вспыхнули мои щеки, а сердце в груди застучало быстро-быстро. Смахнув невесть откуда взявшуюся слезу, я зажмурилась, вздохнула и, словно бросаясь в ледяную воду, произнесла:
– Да, папенька, я его люблю, очень люблю…
Не жива и не мертва, я стояла, ожидая, что гнев моего любимого батюшки сейчас обрушится на меня. Но в гостиной было тихо, подозрительно тихо, лишь тиканье больших настенных часов монотонно и бесстрастно разбивало время на секунды, тем самым подчеркивая остроту момента…
Я осторожно открыла глаза… Папенька стоял рядом и с улыбкой смотрел на меня.
– Ну, что ж, доченька, если ты любишь его, а он любит тебя – так, во всяком случае, об этом сказал мне вчера господин Тамбовцев, то мне остается лишь благословить тебя и его. Совет вам да любовь. Я не буду препятствовать вашему браку, – сказал он тихим и неожиданно добрым голосом.
Тут случилось то, о чем я потом вспоминала с краской стыда. Я завизжала от радости, запрыгала, как маленькая девочка, а потом бросилась на шею батюшке. От неожиданности он чуть не упал, однако не спешил пресекать мои восторги – он довольно улыбался, понимая, что только что сделал меня самым счастливым человеком на свете.
Потом,