Две ночи он ночевал в лесу, у могучего костра, сложенного из коротких брёвен, ежась от подступающего со спины мороза. И на третье утро, уже вдевая носки меховых сапог в ременные петли лыж, понял, что уже не так холодно, как было до того.
Держаться Горяй старался у самой дороги, чтобы не заблудиться – всё ж таки не родные киевские места. Но и на большак старался не выходить – мало ли. Ещё настигнут его, пешего, конные вои Ярославичей.
К полудню в верхушках деревьев зашелестел ветер, сбрасывая снег с еловых и сосновых лап, начало порошить, и Горяй понял, что пора устраиваться на днёвку. Поворотил ещё чуть в сторону от дороги, отыскал огромную, широко разлапистую ель, раздвинул ветки и нырнул внутрь, обрубая топором то, что особо мешало. И оказался в природном шалаше, укрытом со всех сторон широкими еловыми лапами, укрытыми снегом. Повозился, утаптывая снег – теперь в шалаше его можно было даже выпрямиться во весь рост, не задевая веток головой. Жалко костра тут не разведёшь – дрова искать идти уже опасно (ветер гудел в верхушках всё сильнее), да и жечь огнём приютившее его дерево совесть не дозволяла. Ладно, надо надеяться, что непогода ненадолго.
Буря пала на лес стремительно. Рванув, загудел ветер в вершинах, густая пелена снега застелила всё опричь, качнулась ель над головой Горяя, осыпались снеговые шапки. Вой съёжился, кутаясь в свиту и полушубок – впрочем, под широкими еловыми лапами было не холодно, хоть спать ложись – ни тебе ветра, ни почти что метели. Спать, однако, не стоило – можно и не проснуться.
Горяй сидел, обхватив колени руками, сберегая тепло, то щипал себя за нос, чтобы не заснуть, то шептал молитвы богам, то принимался вполголоса напевать – а спроси его потом кто-нибудь – что пел? – не вспомнить.
Стихло к вечеру.
Горяй выбрался из-под ёлки и поразился тому, как враз, за несколько часов, изменился лес: кругом тяжёлые снеговые шапки, дорога исчезла напрочь, кусты прибило снегом – теперь до весны им не распрямиться, там и сям сугробы гребнем высятся на сажень, перегораживая проходы меж деревьями. И непутём порадовался тому, что с ним нет коня – и от бури было бы не спрятать его, и по такому бездорожью потом с конём куда? Только ноги животине ломать.
Горяй коротким пинком выбил из-под сугроба лыжи, протёр их и воткнул в снег торчком. Выходить сейчас в путь было неразумно, надо было поспать хотя бы несколько часов. Зимовье поблизости искать на ночь глядя – смысла нет, да и поди найди его.
Несколькими ударами топора Горяй снёс ближнюю сосенку, отряхнулся от свалившегося на него сугроба, точными ударами очистил ствол сосны от веток, разрубил пополам. Вынул кресало и кремень, высек огонь. Рыжие языки жадно лизнули