Томаты с корицей в укропе и чили,
Как рыбки на солнце, глядят из бутыли,
С лавровым листком, чесноком и гвоздикой —
Такой красоты не видали, поди-ка?
Салат с огурцами, капустой, петрушкой
Уложен кружками, брусками и стружкой,
Посолен, подмаслен, изрядно поперчен —
Пожалуйте в гости – гастрит обеспечен!
Одностишки-депресяшки
***
Не каркай, пропадут и сыр, и слава!
***
Опять ударил в грязь, но не лицом…
***
Баклуши бил, как слон в посудной лавке.
***
В чужой тарелке, как не комильфо.
***
Депрессия, позерство или поза?
***
Ушла в себя, рассольник на плите.
Михаил Ландбург, Ришон-ле-Цион
Так-так… Тик-так…
Проснувшись, Анна не сразу поняла, что мужчина, который лежит рядом, чужой и ненужный.
Вот уже три недели.
Чужой и ненужный.
Анна приподнялась на локте, искоса взглянула на прижатое к её плечу ухо, горько улыбнулась, и её глаза наполнились туманом тоски по другому времени.
Голова мужчины опала на подушку, светлые ресницы встрепенулись и вновь замерли.
«Зачем, – закусив губу, подумала Анна. – Зачем это я?». Ей вдруг захотелось окаменеть, но, прижав к судорожным губам ладонь и глухо глотая воздух, она заплакала.
За окном о чём-то прокричала птица.
Анне стало жаль и себя, и лежащего рядом умного чуткого мужчину. Попыталась, не прикасаясь, провести ладонью по седым, коротко остриженным волосам. Не прикасаясь не получилось.
Мужчина открыл глаза и сказал:
– Плакать не надо. Сквозь слёзы всё видится искажённым: птицы – хмельными, цветы – безрадостными, небо – опрокинутым озером.
Анна плакала.
Тик-так… Так-тик…
Прошлое-настоящее…
Ни границы, ни ограды…
Кто-то ушёл, кто-то пришёл…
Оценивающе взглянув на Анну, мужчина потянулся к ней.
– Нет, – сказала Анна.
– Вчера было «да». И позавчера было «да»
– Оставь меня, – шумно вздохнув, попросила Анна. Вялая, словно обескровленная, она стала думать о том, что ей делать в жизни с тем, что у неё сейчас и что с тем, что будет потом. – Не хочу мучить себя, мучить тебя.
– Я себя сам… – сказал мужчина. – Ищу не то, нахожу не там…
– Нет-нет, ты ищи! Ты пишешь хорошие книги. Ты должен… Ты ищи! А я… Прости!
Анна зарылась головой в подушку.
Мужчина пытался улыбнуться, но по его губам пробежала серая тень тоски. Обведя горьким взглядом комнату, он собрал свои вещи и побрёл к двери. Не оборачиваясь, проговорил: «Из всех чудес мира любовь – самое неразгаданное чудо».
Спускаясь по лестнице, мужчина подумал о том, что придётся возвращаться в своё одиночество, к опустошающей работе за письменным столом, что он, конечно, возьмёт себя в руки, как это бывало не раз,