– Ну? Шо я твоей маме скажу? – качала головой пожилая женщина. – Она вон в городе деньги для тебя заробляет, а ты?
Ветер на какое-то время стих, и на экране началась перестрелка.
Пока герои сериала стреляли друг в друга, в дверь дома позвонили. Но бабушка Шура не услышала. Только когда перестрелка закончилась, она вскочила, положила Ясю на кушетку, а сама поспешила к двери.
– О! Вернулась! – обрадовалась она, пропуская внутрь дочь.
Ира опустила на пол тяжелую хозяйственную сумку. Сняла с головы платок. Разделась.
– Иди на кухню, там пюре с курицей на плите! – по-домашнему спокойно сказала ей мама и вернулась в свою комнату, не заметив заплаканных глаз дочери.
На кухне Ира выложила из сумки продукты. Колбасу и селедку положила в холодильник, консервы – в шкафчик возле мойки. Уселась за стол, окунула лицо в ладони и заплакала тихо-тихо, почти не всхлипывая. Страшная пустота внутри у себя самой пугала ее. Или была это просто усталость, которую не мог компенсировать ни короткий сон, ни пюре с курицей на плите.
Каждое утро она с грудью, переполненной материнским молоком, спешила в Киев, где в маленьком кабинете женщина в белом халате с неподвижным лицом сцеживала все молоко из грудей с помощью маленького насосика в литровую банку, а потом отправляла ее на кухню, где нянечка заведения наваливала ей полную миску овсянки и следила, чтобы Ирина съела все до последней крупинки. Иногда вместе с Ирой за столик садились то одна, то две такие же, как она, кормящие матери, и тогда эта же няня равномерно распределяла свое строгое внимание на всех едящих. После каши следовало погулять два часа по Мариинскому парку, располагавшемуся через дорогу от дома, в котором в обычной, но большой квартире и находилось это частное медицинское учреждение, похожее на молочную кухню, а точнее – на ее противоположность. Ведь здесь у матерей забирали молоко, а взамен давали деньги, которых, впрочем, хватало и на молочную смесь родным детям, и на недорогую сельскую жизнь, и на дорогу в Киев и обратно.
Ира уже знала трех мам, так же, как она, приезжавших сюда каждое утро с болящей, тугой от переполненности молоком грудью.
– Это для депутатских мамаш, – сказала как-то Ире Настя из-под Бышева. – Они сразу после родов специальные таблетки принимают, чтобы молока не было и чтоб грудь молодой сохранить, а сами своих детей нашим молоком поят.
Ира поверила. Она не думала плохо о таких мамашах. Она с детства не умела думать плохо о людях, даже о действительно плохих людях. Единственное, чего бы ей хотелось, так это взглянуть краем глаза на малыша, которого кормят ее молоком.
Но сегодня на обратном