Все здесь душило его. Ему требовался воздух. Он жаждал, пусть хоть несколько коротких мгновений, побыть наедине с молчаливыми звездами.
Было бы бесполезно отрицать, что Сигсби X. Уоддингтон находится в опасном настроении. История наций свидетельствует: самые бурные восстания происходят в странах, народы которых угнетали наиболее жестоко; верно это и в отношении отдельных личностей. В короткие моменты случайной ярости нет человека страшнее, чем муж-подкаблучник. Даже миссис Уоддингтон признавала, что, как бы ни был всевластен ее контроль над ним, в минуты приступов он становится свирепым словно слон-отшельник. Она старалась не попадаться ему на глаза, пока не минует ярость, а уж потом сурово наказывала.
Мрачный стоял Сигсби у дома, глотая бензиново-пыльную смесь, сходившую в Нью-Йорке за воздух, и глядя на жалкое подобие звезд, какое мог предоставить ему Восток. Глаза его метали молнии, и он вполне был готов к убийствам, хитростям и злодействам. Молли ошибалась, книжицы о ковбоях в доме водились. У Сигсби Уоддингтона имелся личный запасец, запертый в секретном ящике, и с раннего утра он не выпускал из рук «Всадников Полынного штата», а днем вдобавок исхитрился улизнуть в кино на Шестой авеню, где показывали фильм «Эта крошка с ранчо» с Хендерсоном Гувером и Сарой Свелт. Сигсби, стоявший на тротуаре в своем лучшем костюме, походил на лакея из бродвейского спектакля, но в сердце своем ему грезилось, что на нем – кожаные ковбойские штаны, ковбойская шляпа стетсон, а люди зовут его «Крутой Том».
Когда к тротуару подкатил «роллс-ройс», мистер Уоддингтон отступил на пару шагов. Из машины выбрался толстяк и помог вылезти даме, размеров совсем уж необъятных. Уоддингтон узнал их – мистер и миссис Брустер Бодторн. Новый гость был первым вице-президентом «Объединенных Зубных Щеток» и купался в деньгах.
– Бр-р! – прорычал хозяин; отвращение пробрало его до костей.
Пара исчезла в доме. Вскоре подкатил еще один «роллс-ройс», а за ним «испано-сюиза». Вышел «Объединенный Поп-корн» с женой, а потом «Говядина» с дочкой стоимостью восемьдесят, а то и сто миллионов.
– Доколе? – простонал Уоддингтон. – Доколе?
И тут, когда дверь его дома закрылась, он заметил – буквально в нескольких шагах от себя – молодого человека, который вел себя крайне странно.
4
Причиной странного поведения было то, что застенчивый Джордж не умел подчинять поступки свету чистого разума. Обычный молодец, толстокожий, с нахальной физиономией и непробиваемой наглостью армейского мула, решись он зайти к девушке и справиться о здоровье ее песика, двинулся бы напролом – поддернул манжеты, поправил галстук и, поднявшись с ходу на крыльцо, ткнул кнопку звонка. Действовать так прямолинейно было чуждо натуре Джорджа.
У него были иные методы. Да, иные. Он стройный и по-своему красивый, но совсем, совсем иной. Для начала Джордж постоял минут десять на одной ноге, пожирая глазами дом. Потом, словно дружеская рука всадила штык дюйма на три ему в ногу, метнулся ошалелым рывком вперед. Осадив себя у самого