Прошло шестнадцать лет с того банкета. Мы вместе с Эдуардом пришли на панихиду во Дворец спорта ЦСКА – прощались с Валерием Харламовым.
Стрельцов посмотрел на бывших футболистов и хоккеистов, надевших по такому случаю мундиры с погонами майоров и подполковников, а кто-то и полковников, и сказал вдруг: «Пошел бы тогда в ЦСКА – и не посадили бы…»
И уж точно не посадили бы, если бы пошел в «Динамо». Туда не начальники даже звали, а Лёва – в смысле Яшин. Но Стрельцов сыграл за динамовцев на международной встрече, взял майку бело-синюю на память – и продолжил молодую жизнь в «Торпедо».
А может быть, и стоило держаться Яшина?
Лев Яшин старше Эдика на восемь лет, но замаячил у всех на виду раньше Стрельцова всего на год. Он-то посидел в запасе, поиграл за дубль динамовский несколько долгих сезонов. Правда, к появлению Эдика в «Торпедо» Лев и в сборной был первым вратарем, фигурой № 1 не из-за номера на свитере.
Яшин вошел в славу и авторитет зрелым мужчиной, защищенным сложившимся характером, изжившим в жестокости обстоятельств раньше, чем вышел в люди и на люди, те черты (ведь, наверное, были же они в нем изначально), которые в Стрельцове оставались до конца жизни.
В популярности Эдик дотянулся до Льва очень скоро. Но по обязательной драматургии советской жизни им отводились противоположные амплуа.
Оба происходили из рабочей среды, однако Льву поручалась роль эдакого пролетарского голкипера, партийного, может быть, государственного вратаря, «Вратаря Республики», а Эдик давал повод видеть в себе анфан террибль, подлежащего активному общественному воздействию: осуждению с оставляемым шансом на исправление.
В Фергане – играли там кубковый матч – Стрельцов повздорил со вторым тренером «Торпедо» Владимиром Ивановичем Гороховым. Владимир Иванович-человек, конечно, заслуженный и замечательный, но второму тренеру, как бы ни был он уважаем в футболе, премьерские грубости не привыкать сносить. Однако про выходку Эдуарда доложили директору завода – и тот скомандовал, чтобы Стрельцов немедленно собрал свои вещи и отправлялся домой.
Домой, разумеется, никто премьера не отправил, сам же Горохов после принесенных ему искренних извинений поспешил с предложениями, как «отмазать» Эдика.
Да и директор сердился понарошку. Тем не менее.
Я к тому, что воспитанием Стрельцова всю дорогу кто-нибудь занимался.
Яшин знаменовал собой поколение, умевшее осознанно отказывать себе в рискованных радостях или, по крайней мере, скрывать свою тягу к этим радостям.
И маску идеологического спортсмена он согласился надеть, обрекая себя на никому не видимые муки.
Стрельцов же и внутри поколения, гораздо более откровенно, чем старшие, тяготевшего к запретным плодам, невольно выделялся той непринятой у нас свободой, о которой мы уже говорили.
Кузница пролетарского воспитания не обожгла его вовремя –