После схватки Фахреддин забился в угол и плакал, зато моалим был в восторге от моего умения кидать на иппон. Он прискакал в раздевалку, где я снимал кимоно, и сказал, что я могу оставить форму себе.
– Спасибо, моалим, но у меня уже есть настоящее, венгерское, правда, получу его нескоро.
– Лишнее не помешает, Тамерлан, – улыбнулся он. – Хорошее у тебя имя, царское, ты завоеватель, и я вижу в тебе чемпиона.
Я снова поблагодарил моалима и скромно опустил голову, хотя в душе ликовал.
– Слушай меня внимательно, Тамерлан, если ты останешься в моей команде, я назначу тебе зарплату восемьдесят рублей в месяц. Мало? Еще добавлю двадцатку, не перебивай, будешь ездить на все соревнования, которые в стране и за рубежом. Кстати, через две недели в Москве состоится всесоюзный турнир, и вместо Фахреддина махнешь туда ты.
Домой я прилетел на чемпионских крыльях и весь оставшийся вечер отжимался у топчана, на котором после валялся, мечтая о поездке в Москву. У меня на родине был соперник, который хоть и проигрывал мне в отборе на чемпионаты, но все равно ездил на соревнования, потому что был любимчиком тренера. Но, говоря по чести, я просто ревновал его к мастеру, ведь внимание учителя дорогого стоит. И вот теперь мы встретимся в Москве с этим фаворитом, и я порву его к чертям, докажу тренеру, что я лучший, и после такого триумфа попрошу забрать меня обратно на родину. Уж я постараюсь произвести впечатление, зрители будут визжать от восторга.
Я продолжал тренироваться, Фахреддина я использовал вместо манекена, и он летал по всему залу, жалости к нему я уже не питал и вытирал им татами. Моалиму, наверное, тоже было приятно, что у него появился такой талантливый ученик, как я, и через пару дней он должен был выдать мне деньги на билет в Москву. Последняя тренировка перед вылетом в столицу была в пятницу, и я шел быстрым шагом, чтобы не опоздать. На углу я заметил толпу парней в тюбетейках, они о чем-то говорили, но, увидев меня, притихли. В груди застучало, пот выступил на лбу и начал стекать в глазные впадины, я оглянулся, соображая, в какую сторону бежать. Парни в тюбетейках все равно погнались бы за мной и, конечно, отстали бы, потому что я был в прекрасной физической форме, и это-то было обиднее всего. Я чувствовал, что моей блестящей спортивной карьере пришел конец,