Я терпеть его не могу. Сколько себя помню, для меня всегда было мучением называть свое имя или слышать его от других. Меня прямо охватывало какое-то оцепенение. Я пыталась бороться со своим именем, не думать о нем, будто его вовсе нет. Но без имени не проживешь.
Горничным приказывали называть нас по именам. Им не разрешалось нам «тыкать». Когда мы стали подростками, нас называли «господин» и «фрекен».
Так что Каролина должна была бы говорить нам «господин Роланд» или «фрекен…», называя дальше мое имя.
Но она почти этого не делала. Когда мы были одни, то все было просто, мы говорили друг другу «ты». А в присутствии взрослых она ухитрялась обращаться к нам, не называя по имени.
Однажды я сказала Каролине по секрету, что ненавижу свое имя.
Она задумчиво посмотрела на меня и спросила:
– А какое имя тебе нравится?
Я не знала, и это особенно терзало меня, словно имя было клеймом на мне.
Потому что меня зовут БЕРТА.
Мама оправдывалась тем, что Берта означает сияющая и лучистая. Но мне от этого было не легче. Никакая я не лучистая. И ни я сама, ни мое имя никогда не смогли бы заставить меня засиять.
Однако я чувствовала, что все больше и больше становлюсь похожей на свое имя. Волосы потихоньку начинали рыжеть. Цвет глаз стал серее. Даже голос изменялся, превращаясь в тихий, глухой и безжизненный.
Наверное, я преувеличиваю, но мне нравилось злорадствовать. Судьба еще накажет моих родителей! Ведь на человека с именем Берта нельзя возлагать большие надежды. Я сказала это маме, и она ответила, что я злая.
Да, злая. Я даже жестокая. Но у меня будто от рождения связаны руки.
Я не осмеливалась мучить папу, но маму много раз доводила до отчаяния. «Девочка моя, называй себя как хочешь!» – рыдая, говорила она мне, но я ледяным голосом отвечала, что теперь уже слишком поздно. Это все равно что выдавать себя за другую. Мне уже на роду написано быть серенькой и незаметной. Бесцветной медузой! Лучшее, что я могу теперь сделать, – это не высовывать нос. Так я твердила своей бедной маме, которая умоляла оставить ее в покое. Но почему я не могла замолчать? Потому что мне нравилось чувствовать себя беспощадной.
Я иногда замечала, что Каролина внимательно наблюдает за мной, и однажды она сказала, что попробует придумать имя, которое бы мне подошло. Но мне придется потерпеть, пока она узнает меня получше, а на это требуется время.
Это меня обрадовало, и вскоре я перестала так много думать о своем ужасном имени и о том, что пообещала Каролина. Время шло, и постепенно нас стало занимать совсем другое.
Как-то раз Свея обнаружила, что Каролина улизнула из дома поздно вечером и вернулась лишь посреди ночи. «Должно быть, у нее весьма странные дружки», – заметила Свея. Мы тоже удивились, потому что считали, что Каролина не знает в городе никого, кроме нас. Дело принимало таинственный оборот, и Свея, поняв, что тут что-то нечисто, насторожилась, как кошка, почуявшая мышь.
Мы с Роландом не знали, что и думать. Нас это особенно удивило, потому что по вечерам