Внутри.
Снаружи было трудно идти через лес в темноте. Она несколько раз спотыкалась и падала.
Вставала.
Шла дальше.
Она добралась до гравиевой дороги. Большая дорога слева. Направо? Дорога ведь должна куда-то вести. Предыдущую ночь она провела на улице. Хорошо бы так больше не делать.
Она пошла по маленькой дороге, представлявшей собой по сути только две разъезженные колеи, и через несколько минут оказалась у железных ворот на двух столбах. Забора не было. Чуть дальше, за огромным рододендроном, виднелся дом. Темный. Машина рядом не стоит.
Дважды крадучись обойдя вокруг дома, она взяла камень и кинула его в стекло входной двери.
Потом быстро опять скрылась в темноте и стала ждать реакции, но ее не последовало.
В доме было холодно, но не так, как на улице.
Она уселась на пол и съела один из бутербродов, или рап, как он именовался на обертке. С ростбифом. Второй она собиралась приберечь на завтра вместе с половиной йогурта. Потом она пошла на кухню. Холодильник оказался пустым, но в одном из шкафов она нашла несколько банок консервов. Тунец, рубленные помидоры и ягоды для коктейлей. Она сунула банки в карманы куртки.
Даже не думая. Просто сунула. Она теперь вообще не особенно много думала. Временами вообще не думала.
Это хорошо. Думать она не хочет.
Помнить тоже.
Она зашла в комнату, где стояло две кровати. Пахло летним домом и пылью.
Она стащила с одной кровати покрывало, взяла подушку и одеяло и залезла с ними под кровать. Прижалась спиной к стене, насколько смогла плотно.
Сделалась маленькой.
Такой же маленькой, как внутри.
Сон.
Этот проклятый сон.
Он уже больше не снится так часто, как раньше. Иногда даже удается уговорить себя, что отделался от него. Что все позади. Но тут он опять возвращается.
Как сейчас. Только что.
Сабина сидит у него на плечах, точно сгусток энергии. На пути к воде. К прохладе и забавам. Воздух влажный и липкий. Чуть поодаль – девочка с надувным дельфином. Последние слова Сабины:
«Папа, я тоже такого хочу».
Море. Брызги. Смех.
Крики с берега.
Шум.
Стена воды.
Ручка дочери в его большой руке. Мысль, что ее ни за что нельзя выпускать. Вся его сила, все сознание сфокусировано. Вся его жизнь в правой руке.
Себастиан сбросил одеяло и пошел в туалет. Помочился в заставляющем щуриться ярком свете неоновой лампы, с болью распрямляя судорожно сжатую правую руку.
Руку, внезапно оказавшуюся пустой.
Ту, что выпустила дочку.
Он спустил воду и вернулся в комнату. Часы под телевизором показывали 04:40. О том, чтобы спать дальше, не могло быть и речи, поэтому Себастиан оделся и вышел на улицу. До восхода солнца по-прежнему