И каждый божий день
С утра к могиле подойду,
Поставлю к ней сирень.
И сяду тихо рядом,
На место то смотрю.
Меховые наряды
Ей, как живому, шью.
***
Не отходил с могилы месяц,
Не отходил и два.
Я понял – в моем сердце
Огромная дыра.
Среди темнейшей ночи
В сарае за углом,
Отбросив мысли прочи,
Я думал о былом.
Я клеил меховое
И платьев столько сшил!
Теперь нас снова двое,
Я снова не один!
Я чучело Марии
Создал в сарае сам.
Сердечно не вините.
Уж слишком заскучал…
Ну нет! Она не кукла
С красою неземной!
Ну вот – она кивнула:
Согласна ведь со мной.
Сажал ее за стол —
Детишки в слезы вдруг.
Чего вы глупы столь?
Ведь мама с вами, тут!
Расчёсывать ее,
Кормить едой своей,
Ловить прекрасный взор
Родных жены очей.
Заснуть в обнимку с ней,
А лучше и не спать.
Беседовать нежней
Всю ночь и не устать.
В один из этих дней
Сидели мы с Марией
В беседке потесней,
Влюбленные, родные.
Вбегает дочка к нам,
Кричащая, в слезах,
Зовёт: «Быстрее, пап!»
И тянет за рукав.
Улыбкой я ответил:
«Я с мамой, погоди.»
«Но папочка, нам надо
Быстрей-быстрей идти!»
Упала тут она
На землю холодна.
В истерике лежа́,
Кричала о сестре.
Как тонет та в реке,
А я не вижу вдоль,
Сижу тут вдалеке,
Закрыв мечтою боль.
Я понял только вскорь —
Заела сердце скорбь:
Дочурки нет —
Она в реке
Покоится весь век.
Утопла и лежит на дне
Родной мой человек…
***
Страдалец – должен был страдать!
Какая боль! Такое не опишешь…
В руках дочурки локон, прядь.
Гробы труднее строить для детишек.
Коробка – маленький объем,
Как будто бы подарочная пачка.
И все бы ничего, но в нем
Лежит ни платье, ни собачка,
А дочь, навечно в сне ночном.
***
На кладбище царит покой.
Я снова тут, и тишина.
Ломают виденье мирской
Греховности мои друзья.
Антоша Дубов, старый друг,
При жизни был не понят.
Я всем о друге расскажу!
Ведь память не схоронят.
Ты мертвый, может, ну и что?
Живее всех живых!
Ты лучший, Тоша, ты святой
Среди людишек злых.
***
Я куклу Маши закопал
С дочуркою своей,
Я ниц пред ними, плача, пал.
Бывает ли больней?
Но день уж завтрашний настал