«Корр.: Это правда, что Есенина отпевали дважды: в Москве и Константинове?
Н. Есенина: Да, священники хорошо отличают самоубийцу от убитых… через некоторое время после смерти Есенина отец сказал маме, что Сергей не повесился, а убит тяжелым предметом…» [ «Шанс!» № 4, 1990 г., с. 2].
В. Ф. Наседкин ездил за гробом поэта в Ленинград. И он своими глазами прекрасно видел проломленную голову поэта. Так что уже и тогда были люди, которые не собирались упорно замалчивать открывшуюся им правду. И одно только отпевание покойного явно доказывает насильственную смерть поэта от рук убийц.
«…Мама мне и брату еще сказала: никогда не касаться смерти Сергея Александровича Есенина, никогда никому не говорить, кто его убийца. И вообще от этой темы надо отходить, иначе все закончится так же, как кончилось с нашим отцом. А его расстреляли, как и нашего двоюродного брата Юрия – Георгия Сергеевича Есенина…
Были времена, когда за чтение стихов Есенина могли исключить из комсомола. А после опубликования поэмы "Пугачев" была следующая рецензия: "Не место таким поэтам среди советских поэтов"…
Корр.: Такая короткая жизнь… Сейчас бы Есенину исполнилось 95.
Н. Есенина: Нет, его все равно бы убили. Его часто ловили в пролетках, без причины забирали в милицию и били, били… Ему и до 35 не дали бы дожить» [ «Шанс!» № 4. 1990 г. с. 2, 3].
Не дали бы дожить, то есть выйти из кризиса, и Царской России. Ведь когда Есенин опубликовал посвящение своей книги «Голубень» Императрице Александре Федоровне, на него дружно набросилась вся пишущая братия – как справа, так и слева:
«Не произойди революции, двери большинства издательств России, притом самых богатых и влиятельных, были бы для Есенина навсегда закрыты. Таких "преступлений", как монархические чувства, русскому писателю либеральная общественность не прощала. Есенин не мог этого не понимать и, очевидно, сознательно шел на разрыв. Каковы были планы и надежды, толкнувшие его на такой смелый шаг, неизвестно. Но, конечно, зря Есенин не стал бы так рисковать. Революция, разрушив эти загадочные расчеты Есенина, забавным образом освободила его от неизбежных либеральных репрессий» [34].
«Такова была парадоксальность ситуации в царской России: находиться в оппозиции к правительству было гораздо безопасней, чем в оппозиции к "либеральному" общественному мнению» [38] (с. 9).
А ведь и действительно – что скрывалось за столь самоубийственным поступком? Ведь таким образом Есенин не только закрывал себе вход в великосветские модные салоны, но и всякую возможность быть где-либо напечатанным! Он становился изгоем. И обрекал себя на это добровольно.
А ответ на эту загадку, столько лет, казалось бы, неразрешимую, достаточно прост: да надоело ему фиглярствовать перед этим классом кровососов, давно уподобившемуся свинье у дуба. Он прекрасно понимал, что все эти пирующие за счет