И обернулся, услышав, как за спиной коротко вскрикнула Полина Ивановна.
Пока они с бабушкой добрались до больницы, стемнело окончательно. Приземистое здание ЦРБ напомнило Тиму школу, какой пустынной и заброшенной та бывает в июле, в середине летних каникул. Изнутри больница выглядела все-таки больницей с той лишь поправкой, что это – последнее медучреждение на планете, где свирепствует смертоносный вирус. Все в ней было тусклым и будто запыленным, даже персонал.
Молодой уставшей девушке за стойкой приемного покоя, по мнению Тима, больше хотелось разгуливать по глянцевым страницам в винтажных одеяниях, чем сидеть на круглосуточном посту в голубой медицинской спецодежде, поэтому она выбрала третий, компромиссный вариант – увлеченно тыкала пальцами в экран смартфона.
– Здравствуйте. Мы – родственники Пильщикова, – тихо произнесла бабушка.
– А? – оторвалась медсестра от смартфона.
– Родственники Пильщикова, – повторила бабушка. – Его к вам сегодня доставили.
– Часы посещений закончились, – пожала плечами медсестра, косясь на квакнувший сообщением телефон.
Полина Ивановна растерянно оглянулась на внука, потом – на двух ко всему безразличных больных, сидящих на кушетках вдоль стены, как увядшие цветы в горшках на подоконнике, куда редко заглядывает солнце.
– Да мы знаем, – пришел на помощь бабушке Тим.
У медсестры сделался такой вид, будто она только что его заметила (ну конечно).
– Мы не собираемся к нему. Он, кажется, в реанимации, да? Мы просто хотели узнать его состояние. Поговорить с врачом.
– В реанимации? Пильщиков? – медсестра недоуменно пожала плечами. – Нет. Он здесь, на отделении… – она посмотрела на Тима и бабушку, странно мигнула и произнесла: – Ну, пройдите к нему, если хотите. Я пока доктора позову… На второй этаж, восьмая палата… Только бахилы… А, вы надели уже. Хорошо…
Тим с бабушкой нерешительно двинулись к лестнице.
– Здесь? – неуверенно спросила Полина Ивановна, останавливаясь у двери с цифрой восемь.
Тиму тоже показалось, что за этой дверью с облупившейся краской вряд ли находится палата интенсивной терапии. Но ведь медсестра сказала… Он толкнул дверь и убедился, что или они с бабушкой, или девушка в приемном покое ошиблись. В палате интенсивной терапии всегда был бы включен хоть какой-то ночник. В помещении за дверью свет не горел.
Тим поискал на стене выключатель. Вот он, нашел. Щелчок – и загорелся тусклый, желтоватый, как моча, свет.
Они с бабушкой будто стояли на пороге карантинного барака, куда вот-вот начнут свозить тяжелобольных. Почти квадратная палата метров пять на пять. Облупившиеся стены. Четыре койки с пружинными панцирями, поверх которых – полосатые матрасы и подушки без постельного белья. На самой дальней койке, у окна без штор лежал Макс. Лежал на спине, запрокинутая голова – на покрытой бурыми пятнами подушке без наволочки.
Тим бросился к брату, оставив за спиной бабушку.
Первое, что