Троцкого прихватило неделю назад. В четверг на работе он почувствовал озноб и тяжесть в голове. К концу дня голова превратилась в наполненный пульсирующей болью ватный ком. Вечером, добравшись до дома, он выпил три рюмки водки, с октября настаивавшейся в темноте кладовки на меде и перце. С ощущением легкого опьянения и надеждой, что дотянет до выходных, уснул, до подбородка натянув на себя жаркое одеяло. Проверенный дедовский метод не помог. С утра Троцкий проснулся в таком состоянии, что лучше бы и не просыпаться. Штамм A/H3N2 питоном сжал его организм в кольцах вырабатываемого вирусами гемагглютинина и нейраминидазы, выкручивал кости и сухим кашлем выворачивал наизнанку легкие. Костас позвонил начальнику отдела, чтобы предупредить о своей болезни. Тот, бросив завал на работе, сам приехал к «безлошадному» Троцкому и отвез его в ведомственную поликлинику на Малой Морской. Пожилая, вымотанная врач-терапевт с чернотой под глазами, мельком глянув на него, расспросила про симптомы, прописала постельный режим, циклоферон, колдрекс и чай с малиновым вареньем. Явиться на прием велела через неделю. Все выходные Троцкий сражался с болезнью, не вылезая из своей холостяцкой берлоги. Валялся в кровати, гонял древние советские комедии, казахский рэп Скриптонита и отлично вваливающий в теперешнее состояние драм британца Etherwood. К понедельнику инфлюэнца стала понемногу сдавать позиции. Пошатываясь от слабости, он добрел до ближайшего продуктового мини-маркета, где под пристальными взглядами охранника-кавказца и кассирши-узбечки, помимо пельменей, макарон и замороженных мясных полуфабрикатов, взял бутылку серебряной «олмеки» и несколько лаймов для укрепления и витаминизации организма.
А сегодня утром Троцкий отправился на повторный прием, где все та же врач краем уха выслушала о его успехах, что-то буркнула про возможные осложнения и продлила больничный лист до понедельника. На работу во вторник. Разбогатев на несколько свободных дней и стараясь не думать о зашивающихся в отделе коллегах, Костас вышел из поликлиники. Домой возвращаться не хотелось, было желание пройтись и продышаться. Воткнув в уши пиратскую копию «Громче воды, выше травы» (что-то модно, а что-то вечно), он отправился побродить по скользким улицам, удивляясь встречным туристам, сошедшим с ума настолько, чтобы приехать смотреть его город в феврале. Старательно избегая продуваемые навылет набережные, Троцкий в какой-то момент понял, что оказался на Литейном проспекте, откуда дорога была одна – в «Копы».
Цифры на телефоне показывали почти двенадцать. Бар работал с одиннадцати. Сейчас там малолюдно, как в метро за пять минут до закрытия. Костас решил зайти. Высушить слякоть на «тимбах», согреться, перекинуться парой слов с барменшей, попросить ее налить в пивной бокал крепкого чая с лимоном, покивать головой в такт легкой атмосферной электронике,