– Вы живы, господин… Вы тоже все еще живы… вы узнаете меня? Я – Дэ Мин…
– Я не помню твоего имени, но я тебя узнал, – говорит Чжан Цянь.
– Простите… То была измена…
– Я знаю, – говорит Чжан Цянь спокойно. – Много наших еще живы?
– Не знаю, господин… Кажется, всего лишь трое… Кого не убили сразу, те умерли здесь. Великое Небо, как же рад я вас видеть! Хоть перед смертью… Не чужое лицо…
– Я тоже рад, – искренне говорит Чжан Цянь.
И тут же морщится от боли. Его память, словно на степную колючку, натыкается на картину другой казни. В той, прошлой жизни. Когда он, молодой чиновник, только что получивший должность лана, томился без каких-либо конкретных поручений, а его кипучая натура рвалась к подвигам во имя императора!
Цянь крепко зажмуривает глаза, словно пытаясь выдавить шип из своего мозга, но воспоминание становится только ярче.
Еще вчера у этого молодого офицера было имя, подаренное заботливыми родителями. Сегодня он его не помнит, а лишь ползет по топкому болоту мучений, примечая впереди игривые огоньки. Это смерть. Судьба уготовила ему долгий путь к облегчению. Кругом вода и тина, кишащая мучительной болью…
Чжан Цянь сидит на корточках и пытается заглянуть в глаза узника. Его тело закопано в землю, торчит лишь голова, над которой установлено нехитрое приспособление с горлышком, откуда с вселенским спокойствием падают капли ледяной воды. Влага пронзает темечко несчастного юноши. Медленно, с точностью мясника, жидкость отделяет дух от плоти.
– За что его? – Чжан Цянь зачем-то пробует воду на вкус, растирая ее по узловатому пальцу.
– Сбывал шелк нашим врагам.
Старик Ксу за свою долгую жизнь видел, наверное, больше сотни таких смертей, и они не трогают его рыхлое сердце.
– Я знаю его. Мы вместе учились в столичной школе Тай Сюэ. Он не мог. Нужно поговорить с императором!
– Ты с ума сошел? Зачем? – устало зевает евнух. Погода портится, и больные суставы зовут его в кровать.
– Затем, чтобы в следующей жизни не оказаться на его месте!
Чжан Цянь хорошо помнит тот день, когда он воспользовался привилегией лана лично обратиться к императору.
Длинные коридоры с норами темниц и белыми торчащими пальцами хрипящих узников, а потом божественный свет. Солнце будто намеренно расположилось за головой императора ровно так, чтобы слепить его собеседников оранжево-искрящим нимбом с нотками весенних цитрусов. Но у светила есть тень. Это не затмение и не облака. Это Ван Куй.
– Да как ты смеешь? – тень говорит громко, поставленным командным голосом.
– У подножия трона вашего ничтожный Цянь ручается за Мю Цзы! – Чжан Цянь старается не смотреть в бойницы глаз Ван Куя, будто прячась от невидимых стрел. – Я поговорил с