После небольшой паузы Бруно сказал:
– Странная с нами случилась утром история, не правда ли? И пьяными мы вроде не были. Я сам себе кажусь сейчас смешным. А ты себе?
Она:
– Да, и я тоже. Нет, собственно говоря, нет.
Бруно взял чемоданы.
– Хорошо, что завтра мне опять на работу… Тебе ведь еще не приходилось жить одной.
Она:
– Ты, значит, сейчас от Франциски? – И добавила после паузы: – Не присядешь ли?
Уже выходя, Бруно сказал, покачав головой:
– До чего ж ты беспечна… Ты вообще хоть помнишь, что нас соединяло настоящее чувство, и вовсе не потому, что мы были мужем и женой, и все-таки потому, что мы ими были.
Она заперла за ним дверь, постояла. Услышала шум отъезжающей машины, подошла к шкафу рядом с дверью и уткнулась головой в висевшую там одежду.
В сумерках молодая женщина, не зажигая света, сидела перед телевизором с дополнительным каналом для наблюдения за детской игровой площадкой. Она смотрела на немой черно-белый экран, на котором как раз ее сын уверенно шел по бревну, а его приятель-толстяк то и дело срывался. Кроме них, на пустынной площадке никого не было. Глаза ее мерцали от слез.
Вечером молодая женщина с мальчуганом ужинали одни в большой комнате. Она уже все съела и теперь наблюдала за сыном, который прихлебывал и причмокивал. В доме было очень тихо. Только время от времени доносилось жужжание холодильника из кухни, соединенной с комнатой окошечком для подачи блюд. У ее ног стоял телефон.
Не хочет ли он, спросила она Стефана, чтобы она уложила его спать.
Мальчуган ответил:
– Но я же всегда сам ложусь.
Она:
– Так давай я хоть провожу тебя.
В детской она надела на удивленного мальчугана пижаму, хотела было поднять его и положить в постель. Но уж этому он воспротивился – сам лег в постель, а она накрыла его. В руке он держал книгу и теперь показал ей фотографию, на которой сняты были горы в сиянии яркого дня; на переднем плане летали галки. Он громко прочел подпись под фотографией:
– «Поздняя осень у подножия гор: при благоприятной погоде вершины манят нас и в это время года».
Он спросил, что это значит, и она объяснила ему подпись: при хорошей погоде можно и поздней осенью подниматься в горы. Она наклонилась к нему, но он сказал:
– От тебя пахнет луком.
В кухне молодая женщина, держа в руках тарелку сына с остатками еды, нагнулась к открытой дверце шкафчика, где стояло мусорное ведро, и нажала ногой на педаль так, что крышка поднялась. Все еще согнувшись, она вилкой подцепила и отправила в рот два-три кусочка, все так же, согнувшись, пожевала, сбросила остатки в ведро. И надолго застыла в этой позе.
Ночью, лежа в постели на спине, она в какой-то миг широко открыла глаза. Кругом царила полная тишина; она подбежала к окну, распахнула его, и тишина нарушилась какими-то легкими шумами. Она пошла в комнату мальчугана, прихватив с собой одеяло, и легла рядом с его кроватью