– Было дело! – Махров белозубо улыбнулся. – Потом забросил. Некогда! С этой беготней! Надо карьеру строить! Работу работать! А с атлетикой все равно бы ничего не вышло – ну поднялся бы до мастера спорта, и, может быть, даже международного класса, и что потом? Тренерство? За жалкие гроши тренировать начинающих спортсменов? Нет уж! Без меня. А тут работа сидячая, жирком зарос, да. Но девушки меня и таким любят! Веришь?
Я верил. Мы посмеялись, и Махров перешел к делу:
– В общем – билеты тебе куплены, все улажено. Летишь с Нестеровым. Ну сам понимаешь… никак по-другому. Кстати, очень легко тебя отпустили – на удивление. Я все-таки подумываю, что имела значение твоя дикая эскапада в адрес Солженицына. Если бы не она… ну ты сам должен представлять – ехать в страну потенциального противника! Идеологического врага! Ну да ладно – отпускают, и слава богу. Расскажи, что нового, чем сейчас занят, что пишешь?
Я обрисовал ситуацию, и Махров на минуту задумался, а после раздумья поднялся и, буркнув: «Щас, погодь!» – вышел из кабинета. Вернулся он минут через пятнадцать, не меньше, – я уже слегка заскучал и от скуки принялся рассматривать газеты на журнальном столике. Читать тут было нечего (Ну не «Правду» же или «Труд»!), если не считать «Литературной газеты». В нее я и углубился – начал, само собой, с самой что ни на есть последней страницы, с рубрики «Рога и копыта». Минут пять улыбался и хихикал – ведь можно же писать интересно! Чтобы все читали! Чтобы не оторваться! Это как глоток свежего воздуха во всеобщей газетной затхлости.
– Путевка тебе – на две недели! В Дом творчества! Устраивает? – Махров победно сжал кулак и потряс им в воздухе – на всем готовеньком! Питание, проживание – все твое! Собирай чемодан, и вперед! С песней! Какую споешь?
– Люуули-люли заломаааюууу… – заунывно пропел я, и Махров радостно захохотал:
– Может, и заломаешь! Там есть кого заламывать – писательши всякие, официантки, поварихи! От супруги-то далеко! Никто и не увидит!
– Ага… не увидит! – скривился я. – Небось друг друга так и пасут! Да и одни старые пердуны собрались. Женского рода.
– Шовинист! Ты есть – шовинист! – Махров прицелился в меня толстеньким пальцем. – Бабушки имеют право на крепких фантастов! Что, трудно утешить пожилую писательницу?! Прижать ее к широкой груди, чтобы косточки хрустнули, а в грудях томление произошло?!
– Меня сейчас стошнит! – взмолился я. – Развел тут… геронтофилию! Ладно, к делу – где оформлять и что для этого нужно? Что-то платить надо?
– Беги в Союз писателей, к дражайшей Лидии Петровне – она уже оформляет путевку. Сегодня переночуешь у себя, а завтра – в Дом творчества! Но прежде чем бежать – давай-ка мы с тобой кое-что подпишем. Я тебя порадую – еще несколько зарубежных издательств изъявили желание напечатать твои романы. Так что будет еще несколько переводов. Пока только соцлагерь, но у меня есть