Вторая «встреча» героев, тоже предвестие, – вещий сон Гринева. Пугачев, объявивший себя императором и отцом русскому народу, «оказывается» отцом Гринева, причем отцом посаженным, которым он порывается стать, пока принимает Машу за племянницу священника, и без которого, как без вмешательства Пугачева, невозможен брак Гринева. И сочетание зверств Пугачева, убийств, происходящих у него на глазах и по его воле, убийств слепых и бессмысленных, всех подряд, и его ласкового внимания к Гриневу впервые возникает в этом сне.
Во время третьей встречи Гринева и Пугачева между ними встанет преграда более непреодолимая, нежели социальное неравенство, – они встретятся во время бунта, который Гринев никогда не назовет предполагающим хоть какую-то правоту бунтовщика словом «восстание». Это будет поразительнейшая картина пугачевских казней, бесчинства мятежников в захваченном городе. Первым их действием оказывается установка виселицы, вторым – чудовищная присяга самозванцу, в ходе которой все оставшиеся верными чести отправляются в петлю. Первым гибнет небогатый, скромный капитан Миронов, очевидно выслужившийся солдат, словом, один из тех идеальных русских мужиков, которых так часто изображали русские художники в качестве простонародного идеала. Разжалованный же Швабрин, бережно блюдущий дворянские обычаи даже в глуши крепости, оказывается на стороне «мужичьего царя». Так подчеркивается безумный хаос, который приносит с собой одно имя Пугачева, так подчеркивается не просто важность, а единственная значимость личных представлений о чести. И в центре этой кровавой феерии, но все-таки в стороне от нее – Пугачев. Безумие творится с его ведома и по его молчаливому соизволению, но сам он не принимает в нем участия и только один раз скажет свое слово – спасительное для Гринева. Пугачев оказывается марионеткой в руках восставших, и единственное его «немарионеточное» действие – тоже движение сердца, движение за рамки роли безжалостного палача. Гринев единственный из не присягнувших «императору» выживает, и не просто выживает – он получает приглашение в «ставку» Пугачева. Штаб предводителя восставших больше похож на разбойничий притон – там делят награбленное, пьют, гуляют и поют разбойничьи песни. Сам же Пугачев опять остается в стороне – он и с бунтовщиками, он и над ними. Гринев единственный, с кем он может поговорить, единственный, для кого не важны социальный статус и роль, взятая на себя Пугачевым, – она осмеивается обоими в начале разговора. И Пугачев задает ему вопросы, в которых за познаниями в истории и философской формой стоит все то же русское удальство: