И он хранил любовь в коробке от конфет,
тянул к ней провод,
а она не зажигалась.
«Не каждый день приходит письмо, поступает входящий…»
Не каждый день приходит письмо, поступает входящий,
и белоснежные совы не часто бросаются свитками
у твоих окон (раз в тысячу лет, ну конечно, не чаще),
и вот однажды приходит посланник, и он – настоящий,
и синим небом узорным глаза его вытканы.
Не каждый год телеграф сообщает: «Вам весточка. Точка».
И Бог давно отпустил референта и вышел со станции.
А тут посланник, ты думаешь: «Вдруг у него заточка», —
но добрый Боже ведь так не подставит своих одиночек,
и ты не мыслишь: пришедший даст всё,
с чем так трудно расстаться.
Когда закрыты конторы вверху и дары сняты с ленты,
когда мир знает, что ты безразличен к плакатам и клоунам —
этот посланник пришёл и сам отворился конвертом,
и из него вышла музыка, ветер над северным летом,
открыв глаза, разметав твои волосы беспокойно.
Он говорит: «Это всё для тебя, забирай, не бойся».
Ты говоришь: «Я боюсь, меня сроду никто не одаривал».
Ты умолчишь, что кусочком припрятана бывшая осень,
о том, как нищ до того, что любого тепла колосья
срываешь жадно и голодно, пьёшь его жалкое варево.
Но твоё сердце идёт к нему, всё, что дают, принимая,
всё здесь на сто лет вперёд рассчитав по крупице, по миле.
Возьми, насыться же, память, прошедшая и прямая.
И когда вдруг твой даритель подходит к тебе, обнимает —
ты так спокойно, легко
умираешь от изобилия.
Ты правда боялся, что я не сумею вернуться назад к зиме, скитаясь по путаным скверам Застенья и трогая лес душой? Я слышал драконов в цепи Пиренеев и белый огонь перемен. Ты можешь гордиться, я, видевший тени, – единственный, кто пришёл. Я падал на лодке с ржаных водопадов, проспорил богам амулет, пил ром на разрушенной крыше театра с людьми, что эпоху мертвы. Я думал: «О, Господи, пусть будет правдой, что жизнь – это больше, чем свет, громадней „сегодня“, загадочней „завтра“ и я смогу быть рулевым; таким, кто владеет штурвалом без дрожи, чей взор напряжён и остёр,