Месяц спустя морозным утром дворник нашел Кудяшина на тротуаре мертвым. Пьяный, он упал с крыши девятиэтажки. Зачем он туда забрался, сам спрыгнул или его столкнули, для следствия так и осталось тайной. Зуев с ребятами ездил в морг. Посреди голой комнатки стоял красный гроб. Из-под покрывала торчали новые неношенные ботинки. Безликая старая женщина отогнула в изголовье гроба белую капроновую кисею, и Зуев увидел Кудяшина, строго и задумчивого. Чернела знакомая полоска усов, меж бледных губ холодно блестели зубы, плотно закрытые веки были большими и выпуклыми. Зуев смотрел на Кудяшина и не чувствовал жалости к нему. Страх за собственную жизнь сковал его душу. Когда гроб, накрыв крышкой, вынесли на волю, чтобы задвинуть в кузов грузовика, Зуев жадно глотал стылый воздух, прогоняя подкатившую дурноту. На похороны не пошел. «Бог его наказал», – эта злорадная мысль зудела в сознании, и невозможно было от неё отмахнуться. И лишь на другой день в школе он с ужасом вдруг понял, что Кудяшина нет и никогда не будет и никому нет до этого дела – школа всё так же копошилась: звенел звонок, учителя работали, ученики учились. Зуев вспомнил, что до эпизода в прокуренном туалете Кудяшин был парень, как парень: анекдоты умел травить, футбол любил пинать, и выпивал с ним Зуев не раз в компашках, однажды на пару веранду обрыгали в детском саду. «За что его наказал Бог? – думал Зуев, хотя не верил в Бога, как и миллионы его одногодков. – Неужели за дурацкий поступок? Лучше бы Кудяшин меня избил, только бы жив остался».
Позднее приключилось несчастие с Лидкой. Зуев барабанил в рок-группе, который летом обслуживал танцплощадку в городском парке. С волосами до плеч среди сверкающих тарелок и подсвеченных барабанов он смотрелся очень даже впечатляюще. Чувихи играли с ним в переглядки. Иная встанет у края эстрады и таращится – вот она, бери её! Ох и любят бабы мужиков в славе! Еще в прошлом году, когда десятиклассник Зуев с приятелями таскался на танцы и был одним из толпы, чувихи плыли мимо и не оглядывались. Но стоило ему, отрастив патлы, взойти на эстраду, приподнявшись таким образом над толпой метра на полтора, и сесть за ударную установку, как он превратился в «красавчика». Так называла его Лидка, когда они впервые целовались на скамейке в темной аллее. Потом случались не только поцелуи. Она приезжала к нему, когда прабабушка была на работе. Автобусная остановка находилась против его дома. Зуев стоял у окна и сквозь тюлевую занавеску, страдая от нетерпения, разглядывал