– Урок! – Никитин засмеялся. – Хива типичная, шпана мелкая. Ну полез один с ножом, я ему руку прострелил.
Данилов посмотрел на Никитина. Приятен был ему этот парень, хоть и намешано у него в голове было всякого. Но был он отважен и непримирим к преступникам. Перед войной работал опером в Туле, потом воевал, был ранен. У Никитина преобладало одно качество. Настоящим мужиком он был. Надежным товарищем, честным парнем, который не продаст в трудную минуту и горе с тобой разделит.
Из тех, с кем начал войну Данилов, остался один Игорь Муравьев. Погиб в сорок первом Ваня Шарапов, в сорок втором застрелил сволочь Музыка Степу Полесова, лежат они – один на Ваганьковском, второй – в райцентре. Остался один Игорь. Но это был уже не тот Муравьев, который пришел в ОББ в сороковом.
Тесть его Фролов сильно в гору пошел, стал генералом и замнаркома. Изменился Муравьев, незаметно, но изменился. Иначе к нему стало относиться руководство милиции. Все чаще посылали его на всевозможные торжественные заседания. А тут и медаль партизанскую дали. За дело «докторов» всем работникам дали медаль «За боевые заслуги», а Муравьеву – орден Красной Звезды.
Данилов хотя и отгонял от себя дурные мысли, но все-таки стал держаться с Игорем осторожнее. Да и обстановка в отделе стала немного напряженной, ребята не хотели работать под командой Муравьева.
Вхождение во власть – дело азартное, пьянящее. Муравьев уже стал на первую ступень черного хода. Жил он теперь в роскошной квартире тестя, пользовался его служебной машиной, паек на семью давали правительственный, форму Игорь шил в литерном ателье.
А сыщики – народ остроглазый. Все замечают сразу. И образовалась некая пустота вокруг капитана Муравьева. А он не замечал этого. Потому что компания у него нынче стала другая.
«Ну что ж. Я ему не судья. Пусть живет как знает».
Об этом подумал Данилов, глядя на наглую фиксатую улыбочку Никитина.
– Коля, – Данилов закурил, – ты здорово поработал. Завтра вызовем Любимова, ты ему весь мех вернешь. И напишем об этом в нашей многотиражке.
Никитин даже зарделся от удовольствия.
– А теперь ты всю эту хурду собери и давай бабу эту сюда.
КПЗ, конечно, не санаторий, но чтобы так человека размазало за несколько часов, Данилов видел нечасто.
Перед ним сидела трясущаяся, практически потерявшая человеческий облик женщина. Видимо, здорово поработали с ней две соседки, камерные агенты.
– Курите, Зацепина. – Данилов положил на стол папиросы.
Задержанная промычала что-то невнятное, с ужасом глядя на него и Никитина.
– Никитин, у тебя сало осталось? – спросил Данилов. – Сделай бутерброд.
– Мигом. – Никитин выскочил за дверь.
Данилов встал, открыл сейф, вытащил из глубины бутылку пайковой водки, налил полстакана. Появился Никитин с бутербродом.
– Выпейте, Зацепина. – Данилов придвинул ей стакан.
– Да пей, Татьяна, пока мы добрые, а то сомлела совсем, – засмеялся Никитин.
Колька взял стакан, посмотрел на него с жалостью