– Но вы бы видели, что этот тип устроил перед началом занятий! Выделывался тут вовсю, заявил, что будет командиром звена!
– И оказалось, что у него есть на то основания!
– Но…
– Но что? – рявкнул Кобб.
Я проглотила слова, уже рвавшиеся с губ, и промолчала.
Кобб вдохнул поглубже:
– Неплохо. Ты все-таки способна хоть как-то себя контролировать. – Он потер лоб. – Вся в отца. Мне половину времени хотелось его удавить. К сожалению, ты – не он. Ты вынуждена жить с тем, что он сделал. Тебе придется себя сдерживать, Спенса. Если будет казаться, будто я тебе покровительствую, кто-нибудь может заявить о недопустимой необъективности, и тогда ты вылетишь из этого класса, не успев и пикнуть.
– Значит, вы не можете мне покровительствовать? – спросила я. – Зато всякий может покровительствовать сыну аристократа, даже не потрудившемуся сдать тест?
Кобб вздохнул.
– Извините, – сказала я.
– Ладно, я сам напросился, – проворчал Кобб. – Ты знаешь, кто этот парень?
– Сынок кого-то из Первых Граждан.
– Сын самой Джошуа Уэйт, героини Битвы за Альту. Она несколько лет служила в ССН. У нее больше сотни подтвержденных сбитых противников. Ее муж – Элджернон Уэйт, глава Национальной ассамблеи и руководитель самой большой из наших компаний, производящих корабли. Они входят в число самых заслуженных людей нижних пещер.
– И теперь их сынок и его дружки будут нами командовать только из-за того, что сделали их родители?
– У семьи Йоргена три частных истребителя, и он начал учиться летать в четырнадцать. Сейчас у него почти тысяча часов налета. А у тебя сколько?
Я покраснела.
– Его «дружки», как ты выразилась, – продолжал Кобб, – это Нед Стронг, у которого два брата уже служат в Силах самообороны, и Артуро Мендес, сын пилота грузового корабля, прослужившего в ССН шестнадцать лет. Артуро летал с отцом как второй пилот. У него двести подтвержденных часов налета. И опять же – а у тебя сколько?
– Я… – Я набрала побольше воздуха. – Прошу прощения, что усомнилась в вас, сэр. Что я теперь должна сделать – отжаться, помыть уборную зубной щеткой или еще что-нибудь?
– Я уже сказал: мы не в пехоте. Здесь не занимаются дурью. – Кобб открыл дверь. – Доведешь меня – и наказание будет простым: никаких полетов.
9
«Никаких полетов».
Ничего больнее этих слов для меня не было. Когда мы вернулись в учебный класс, Кобб указал мне на стул у стены. Не на кабину – просто на пустой стул.
Я тихонько пробралась к нему и села, чувствуя себя разбитой наголову.
– Эти устройства, – сказал Кобб, постучав костяшками пальцев по ящику перед одной из кабин, – голографические