– А загар? – спросил я. – Загар у вас афганский или местный, чернобыльский?
– Местный, – отмахнулся он. – Вы сами-то в зеркало давно заглядывали?
– А что? – встревоженно переспросил я. – Я уже тоже… того?
– Того-того, – усмехнулся капитан. – Мы здесь все того, – потер он бронзово-смуглые щеки. – Да вы не тушуйтесь, радиационный загар это еще не признак лучевой болезни, хотя, как говорят врачи, первый звонок, означающий, что пора отсюда сматывать удочки. Ну что, испугал? – с лукавой усмешкой заглянул мне в глаза капитан. – Полетите? А то еще не поздно отказаться.
– Нет-нет, – шагнул я к вертолету. – Летим! Главное, чтобы, как говорят авиаторы, количество взлетов равнялось количеству посадок. Это вы гарантируете?
– На девяносто девять процентов! – хохотнул капитан.
– Что так? От кого же зависит оставшийся один процент?
– От Бога, – с каким-то особенным нажимом сказал капитан. – Наши девяносто девять – ничто, по сравнению с этим, одним-единственным процентом.
Минута – и мы в воздухе. Колосятся поля, привольно раскинулись поселки, змеятся дороги. А вот и река. Припять здесь практически не течет: берега обвалованы, некоторые участки перекрыты дамбами. Еще минута – и под нами АЭС. Недостроенный пятый блок, административно-бытовой корпус, стройные сооружения первого и второго блоков. Чуть дальше третий блок. Труба в ажурном переплете и… в каких-то тридцати метрах четвертый блок.
Честно говоря, к этой встрече я готовился серьезно, беседовал со специалистами, читал всевозможные отчеты, изучал фотографии, поэтому хорошо знал, что реактор разрушен, что он раскален, что время от времени, как действующий вулкан, делает опасные выбросы. Черт его знает, в какой момент он вздумает плеваться?! Тогда нам крышка. Но мы кружим вокруг реактора, и я, как ни в чем не бывало, фотографирую разрушенную крышу, разбитые стены и даже жерло кратера – именно так выглядят внутренности взорвавшегося реактора.
Все тихо, буднично, спокойно…Но в том-то и коварство! Стоило вертолету приблизиться еще не пару метров, как стрелка дозиметра, приближаясь к опасной черте, стремительно пошла вправо.
– Не шали, – процедил сквозь зубы капитан и увел машину чуть в сторону. – Вот так-то, – улыбнулся он двинувшейся влево стрелке.
Как позже выяснилось, эти рискованные игры со стрелкой продолжались двадцать три минуты.
– Задание выполнено, – доложил земле капитан и попросил разрешения на посадку.
Посадку нам разрешили, но почему-то в другом месте, где базируются огромные Ми-26. Эти вертолеты заняты совсем другой работой. Я уже говорил, что самое опасное в районе АЭС – это радиоактивная пыль. Если улицы и дороги можно поливать, то, как быть с крышами АЭС и двором промышленной базы, который завален бетонными плитами, блоками и другими строительными материалами? Выход был