Я верю, что тебе больно! Подростки в пограничных состояниях. Анна Леонтьева

после полного обследования выросли тома его диагнозов. Один из них был – онкология, четвертая стадия. Папу все это время медленно, но верно грыз внутренний страшный зверь по имени рак… Когда разрешили к нему приехать, он был лежачий, худющий и совсем плохо говорил. От него осталась только душа – она светилась в огромных глазах на маленьком лице. Он просиял улыбкой, когда меня увидел, и, пытаясь сказать что-нибудь, долго сжимал одной работающей кистью мою руку. Мы все надеялись его вытащить и снова вернуть к жизни. Я спросила, хочет ли отец причаститься и собороваться, поскольку он был верующим человеком, и когда получила согласие и прекрасный настоятель храма рядом с папиным домом приехал, исповедовал больного и причастил Христовых Таин – получила огромное облегчение. Уходила от отца успокоенная: главное сделано.

      Через несколько дней папы не стало. Несмотря на все свои слезы и непонимание, как изменился мир-без-отца, я открыла для себя очень важную вещь. Моя любовь к отцу от моего рождения до его болезни и прощания с ним – и его любовь ко мне – были безусловны. Никакие мысли о предательстве больше не посещали меня. Я простила, простилась и получила такой заряд отцовской любви напоследок, что могу сказать парадоксальную вещь: как бы я ни скучала теперь без этого самого значимого родного мужчины в своей жизни – я осталась с ним, с его образом чистой души в страдающем теле, с его последним пожатием моей руки и его сиянием отцовской любви мне навстречу.

      Мне кажется, об этом важно упомянуть: для души и, если угодно, для психического здоровья – простить отца, если он не присутствовал в твоей жизни, означает снова обрести его. Это обретение для меня – самое ценное, что случилось за всю историю наших непростых взаимоотношений. И теперь моя «книга жалоб» в отношении родителей будет переписана заново, и для мамы тоже. Возможно, в ней будут только чистые листы.

      •

      Наши дети выросли так, как мы хотели вырасти сами. Первое, что они получали, выйдя чудесным и непостижимым образом из меня, – это папины красивые немного дрожащие от волнения руки, потом мое молозиво и тепло наших с мужем тел вокруг себя. Мы не кормили детей по часам, а только по требованию, они могли получить наше тепло и мое молоко в любой момент дня и ночи. Мы начали жизнь с чистого листа со своей семьей и своими детьми…

      Но почему, расскажите мне, почему в критических ситуациях у меня часто включались именно те реакции, которые я так ненавидела в своих родителях? Мне что, не хватало собственного строительного материала для нового дома?

      Не хватало, увы. И знаний тоже мучительно не хватало. И советы, которые мне поступали – большинство из них было «не про меня» и не про моих детей… Слава Богу за то, что мы – я и мои трое уже очень подросших детей – все еще любим и слышим друг друга.