Тем не менее второй раз она нажимала на выключатель, затаив дыхание…
– Мама? – позвала почему-то шепотом. Как будто боялась разбудить.
То, обо что она споткнулась, было маминой ногой, протянувшейся через коридор, из двери в большую комнату до обувного шкафчика под вешалкой. Мама лежала на боку, левая нога, согнутая в колене, неловко торчала вбок, правая рука вытянута вперед. Словно мама пыталась ползти по-пластунски…
– Мама? – повторила Мия, падая возле нее на колени. Мысли скакали в голове безумным калейдоскопом. Поскользнулась? Отчим на нее напал? Но как, он же без посторонней помощи не в состоянии со своего дивана подняться. Бросил чем-то? Но между дверью в комнату и его «ложем» – шкаф. Ухитрился швырнуть что-то поверх? Но на полу – ничего нет! Только мама… Лежит и даже не пытается подняться… Ударилась? В обмороке?
Но это же мама! Она не падает в обмороки! Она всех сильнее! Что бы ни было – смерть мужа (этого Мия, ясное дело, помнить не могла), инсульт и паралич отчима (это она помнила, пожалуй, слишком отчетливо), – мама лишь улыбалась неуверенной своей, как будто робкой улыбкой, говорила тихо «ничего, мы справимся» – и принималась за работу. Мыла, стирала, делала уколы, бегала по пациентам (в том числе и бесплатным – как соседям откажешь), недоедая и недосыпая, стояла у плиты и кухонной раковины – и никогда, никогда не жаловалась!
Вокруг глаз у нее залегали темные тени, иногда она даже ужинать не могла – от усталости, отодвигала тарелку, опять улыбалась: «ничего, я потом, сейчас не хочется».
Мия помогала, конечно, в меру своих сил, но даже от пустякового мытья посуды нередко старалась увильнуть… Ей и в голову не приходило, что запас маминых сил не бесконечен!
Теперь она все-все будет делать! Честное слово!
– Мама…
Протянув руку, она коснулась плеча, обтянутого выцветшим ситцем наизусть знакомого халата в ромашках и васильках. Тело тяжело перевалилось на спину.
Мия отдернула руку, испугавшись не столько этой тяжести, сколько холода под тонкой тканью. И лишь через мгновение увидела мамины глаза – уже помутневшие, мертвые.
– Мийка, ты там, что ли, шкандыбаешь? – донесся с отгороженного шкафом дивана раздраженный голос отчима. – Только заснул, тля! Анька, угомони свое отродье, что за бардак посреди ночи?!
Мия закусила губу, чтоб не заорать в голос, не кинуться туда, за шкаф, не начать молотить по этому ненавистному лицу – морде! – чем под руку попадется. Пока не заглохнет!
Пожилая, с серым от усталости лицом врачиха приехавшей через час «Скорой», услышав гневные вопли отчима, даже бровью не повела. Точнее, только ею и повела. А Мию, вздохнув, погладила, как маленькую, по голове:
– Инфаркт. Не печалься, она не мучилась: кольнуло в груди, потемнело в глазах – и все.
Правду ли говорила врачиха или лгала привычно, успокаивая, Мие знать не хотелось.