Вспомнив, в каком восторге был сын, Ордынцев невольно засмеялся.
– То была не мумия, а десмургия, – промямлил он.
– Ни слова больше! – учительница нахмурилась. – Я знаю, что вы попали под дурное влияние этого хулигана Жукова! Я выучила его самого, выучила его старшего сына, но когда младший достигнет школьного возраста, я выйду на пенсию, ей-богу! Или на тот свет, главное, оказаться где-то подальше от этой чумы!
Ордынцев кашлянул, не зная, что сказать.
– Не думайте, Владимир Вениаминович, что я придираюсь или предвзято отношусь к вашему сыну. Это не так. Наоборот, я считаю его умным ребенком, поэтому так и настаиваю на том, чтобы вы развивали в нем навык прилежания. На одних способностях далеко не уедешь, вы сами должны это знать. Мальчик мог бы быть круглым отличником, а допускает такие глупейшие ляпы вроде «увидания» травы.
– Что поделать, Гортензия Андреевна… Учение требует ошибок.
– Вы слишком снисходительно к нему относитесь. Владимир Вениаминович, вы же врач, а врач не имеет права ошибаться!
Ордынцев поморщился, встал из-за тесной парты и развел руками:
– Увы… Не имеет, но ошибается.
Он приготовился к страстной нотации насчет священной миссии врача, но учительница улыбнулась ему неожиданно тепло.
– Вы только помните, Владимир Вениаминович, что друзей у Кости может быть много, а отец – один.
– Спасибо, Гортензия Андреевна, учту.
Пока отца распекали, сын играл на школьном дворе в футбол, как всегда, азартно и изо всех сил, поэтому испачкался до ушей в сером весеннем снегу и, что встревожило Ордынцева гораздо сильнее, вспотел.
Владимир снял с шеи шарф и закутал в него Костю, не обращая внимания на громкие протесты.
Варежки тоже насквозь пропитались водой, и Ордынцев дал сыну свои перчатки. Их Костя принял уже благосклоннее.
Ордынцев набросил на одно плечо Костин ранец, и, взявшись за руки, они зашагали к перекрестку.
– Ну что? – спросил сын нарочито равнодушно.
Ордынцев пожал плечами:
– Да ничего. Меня ругали, не тебя. И в общем за дело.
– Что ты такого сына воспитал?
– В смысле? Какого такого?
– Ну такого, как я. Гортешка всегда говорит: Ордынцев, что из тебя вырастет? Куда только отец смотрит?
– Костя, никто из тебя не вырастет, кроме тебя самого. Только ты давай действительно поднажми, что ли… Аккуратнее будь и собраннее, а если что непонятно, спрашивай. Представь, я бы на работе тоже все делал шаляй-валяй, в нули бы не выводил…
– Что?
– Ну косточки бы правил так, как ты в своих тетрадках пишешь. Потянул, гипс накинул, и слава богу! Пойдет, не себе! Подумаешь, человек всю жизнь потом будет хромать, мне какая забота?
– Ну так то человек!
– А без разницы! – вскипел Ордынцев. – Любую работу надо делать добросовестно. Понял?
Костя молча кивнул и насупился, чего Ордынцев