– От чего? От того, что муж ушел? – вытаращила глаза Лена.
– Хотя бы! Воспользуйся ситуацией! Ты честная, правильно? А тебе заранее… слово есть… ненашенское… вспомнила – индульгенция, как бы прощение грехов заранее. Воспользуйся! На примете кто есть? Нет? Невелика беда. Ты женщина не первой, но и не последней свежести. Сейчас таких любят – чтобы мышка-гимназистка, а под фартушком затейница! Хи-хи! Лучше знакомых и женатых выбирай, – советовала Лена. – А то в метро подцепится, с виду богатырь Илья Муромец, а он – как шкаф с маленьким-маленьким ключиком! – Лена-соседка заговорщически хихикала.
Лена Соболева проверила, плотно ли закрыты двери, спят ли дети.
– Ты понимаешь, что говоришь? Это же бред! Лена, произошла кошмарная ошибка! По твоей милости пострадали невинные люди!
– Кто? – нахмурилась соседка.
– Наша семья! Я и Володя!
– Где вы, интересно, пострадали?
– Лена! Мы должны все Володе рассказать.
– Все?!! – ужаснулась соседка.
– Только сегодняшнее происшествие, – уточнила Лена.
– Твой с Валеркой иногда на футбол ходит. Вдруг проболтается? Володька у тебя смирный. Видишь, взял чемоданчик и интеллигентно ушел. А Валерка мне прошлый раз таких фонарей наставил, никакая пудра не брала, – задумчиво произнесла Лена.
«Мало он тебя дубасил», – подумала Лена Соболева и продолжала уговаривать:
– Очень тебя прошу! Клянусь, что Володя ничего Валере не скажет.
– Нет, и не проси. Это я с перепугу тебе проболталась. А если кому-нибудь скажешь – буду открещиваться. Весь подъезд свидетели. Строить теперь не умеют, стенки как картон. Мы раньше на Пятницкой жили, так там ори не ори, когда тебя муж убивает, – никто милицию не вызовет.
– Кто эта Иванова? Где живет, работает? – сыпала вопросами Лена.
– Зачем тебе? – подозрительно спросила соседка.
– Должна же я ее найти, все объяснить.
– Чтобы она ко мне приперлась?
– Лена, как ты не понимаешь, у меня вся жизнь рушится!
– Ничего не рушится, подумаешь, ошибка вышла. Если он любит, то простит и вернется.
– Что простит? Твои грехи? Какая ты жестокая!
– Ты меня не стыди! – Соседка из колобка обернулась колючим ежом. – И не впутывай в свои дела! Зачем я пришла? За сахаром. Полстакана, я верну.
После ухода соседки Лена опять начала плакать. Теперь уже по причине человеческой подлости, размеров которой она до сих пор не представляла.
– Мама! Полночь! – Настя, заспанная, в ночной рубашке, появилась в дверях комнаты. – Что ты плачешь? – Она зевнула. – Коню понятно, что произошло недоразумение.
– Как ты выражаешься? – хлюпнула носом Лена. – Коню понятно, а отцу нет?
– У тебя никакой гордости, – пожала плечами дочь.
– Мала