За моей спиной Райан Чейз прошептал Тайлеру что-то неразборчивое.
– Мистер Чейз, как вы объясните слово «узрю»?
– Должно быть, это древний вариант слова «зырить», – с серьезным лицом ответил Райан.
Я рассмеялась вместе с остальным классом, и даже мисс Пеппер чуть улыбнулась.
– Думаю, читая этот сонет, вы моего вопроса в будущем не узрели. В чем-то вы правы, но пусть теперь ответит ваш двоюродный брат.
Я удивилась, что учительница в курсе их родства. Вряд ли Макс представлялся ей так перед занятием.
– Шекспир имеет в виду пророчество, – ответил Макс.
– Верно, – кивнула мисс Пепер, поворачиваясь к доске. – А теперь коротко поговорим про использование Шекспиром слов «правда» и «красота». Эти два слова стоят рядом в другом знаменитом стихотворении английского поэта-романтика. О ком речь?
Мэгги Бреннан подняла руку. И Макс поднял. Совсем у него инстинкт выживания в школе отсутствует.
– Мэгги?
– Китс, – гордо сказала Мэгги. – «Ода к греческой вазе».
– Верно. «Краса есть правда, правда – красота».
Она написала «Красота = Правда? Правда = Красота?»
– Один из главнейших вопросов творчества, всего что нарисовано, спето или написано. Почему мы считаем это красивым? Почему мы считаем это истинным? Красота – понятие субъективное. Может ли красота быть правдивой? Действительно ли красота и правда тесно связаны между собой? Я хочу, чтобы вы подумали над этим вопросом, потому что мы к нему не раз вернемся. А теперь, – продолжила она, – снова про ваш список летнего чтения. Сколько строк должно быть в сонете?
– Четырнадцать! – выкрикнул Райан Чейз за моей спиной. – И это же номер нашего сонета – четырнадцатый.
– Очень хорошо, – улыбнулась мисс Пеппер.
Я, поддавшись порыву, улыбнулась ему через плечо, и он мне подмигнул.
Меня так вдохновила его улыбка, что я немедленно начала писать в уме сценарии для всех многочисленных, полных смысла бесед в этом классе. Райан Чейз прав: у нас будет отличный год.
Глава третья
Аарон был в летнем лагере для бойскаутов, когда решил прыгнуть со скалы в реку. Оказавшись в воде, он дурачился, рисовался перед ребятами на берегу, – и вдруг речное течение подхватило его с неодолимой силой. Ничьей вины в этом не было, и никто не смог бы его спасти. Но сердце у меня все равно болело за ребят из его отряда. Они пронесут воспоминания об этом дне, о пережитом ужасе до конца своих дней.
Мои кошмары про утопление начались через неделю после смерти Аарона. Однако во сне тонул не он – тонула я. Как только приходила дремота, нога вдруг подергивалась – и в следующую секунду я падала, падала, падала. Вода обжигала кожу, сдавливала грудь, вливалась мне в рот, затягивая на дно, а я беспомощно махала руками… Минимум два раза в неделю я просыпалась среди ночи в слезах, со сдавленным горлом, пытаясь убедить