Всетьму вековую разъять…
Кому-то ведь надо на дрéвлей равнине
Смиреньем державным сиять.
«Тихая станция, пение…»
Тихая станция, пение
Русо-ржаных петухов,
Древле-родное сопение
Тётушкиных пирогов…
Роза – к морозу, акация
Исстари к станции льнёт –
Жаль, не моя это станция,
Радужка слёзных тенёт…
Исстари русские проводы
Чтимы родимостью встреч:
Хватит и хмеля, и солода,
И медосбористых греч!
Диво ль, что сладостным ладаном
Льётся с Небесных верхов
Шелест стиховны, угаданной
В шелесте детских стихов?..
Видно, моя это станция,
Коль, не погинув едва,
Наша соборная нация
Родиной малой жива!
Русичи
И знойно, и холодно сразу,
И осень читает с листа,
Что высокородному глазу
Блаженно близка нищета.
По воле, по дикому полю
Идут, не щадя живота,
И вещие листья юдоли
Листают наивно, спроста…
Времена года
Ау!
Весна гремит ключами,
Вскрывая льдяные замки,
И бирюзовыми свечами
Сияют первые ростки.
И следом влюбчивые лозы
Сплетают старенький сюжет,
А там и трепетные розы
Готовы выглянуть на свет.
И вдруг – цыганские подолы
Метут осеннюю листву!
И – «…нивы сжаты, рощи голы»,
Пора и зимнему холсту
Ниспасть на зябнущее поле,
Всем ваньку снежного валять,
А мне при свечке, при неволе
Прелестны письма замышлять…
«Когда душа нечаянно несчастна…»
Когда душа нечаянно несчастна,
Я еду через весь родимый град
В чужом саду читать Экклезиаста –
Се не мудрей, чем свой лелеять сад.
Но прав мудрец, что и труды, и страсти –
Томленье духа, суета сует,
И всё в миру у времени во власти,
И, словно детства, сада больше нет.
Не зря по саду в приступе поганства
Прошлась чужая смрадная кирза…
Отцовский сад, наивное богатство!
Три яблони, две вишни и лоза.
И неужель не будет и помина
В грядущем обо всех земных садах?
Проходит образ видимого мира,
Уже теперь он ветрен, словно прах.
Как девушка, утратившая девство,
Я навсегда проплакала глаза…
Отцовский сад, прощёное наследство!
Три яблони, две вишни и лоза.
«Лесного затаённого покоя…»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».