Купцы, пастухи, люди, отправлявшиеся куда-то в поисках работы и приключений или возвращавшиеся в родные пенаты, – все перемешались в этом потоке из людей разных рас, облаченных в разные одеяния, увенчанных разными головными уборами, запрягавших своих коней разной упряжью…
С небольшого возвышения у этой ведущей на север дороги Уроз и Мокки молча разглядывали этот поток, в который им предстояло влиться. Торопить Джехола они не собирались.
– А ведь мы здесь проезжали, – произнес, наконец, Мокки с наивным удивлением.
Уроз не ответил.
– Правда, ты ехал в большом красивом автомобиле Осман-бая, а я в грузовике, – добавил Мокки.
Погладив круп коня, он добавил:
– И Джехол тоже.
Уроз окинул взглядом иссохшую, словно выжженную огнем землю за дорогой: рыжую, охристую, теплого коричневого цвета. А вдали небо, такое чистое, такое чудесно светлое, опиралось своими краями на неподвижные волны гор. Глаза Уроза вернулись к дороге, к ее движению, к ее шумам…
Мокки увидел, что он подбирает плечи, собирает в руках уздечку.
Джехол стал медленно, осторожно спускаться с пригорка. Когда он спустился, Уроз коротким гортанным криком приказал ему войти в пестрый, шумный, неровный поток.
В первый момент степные всадники думали лишь о том, как бы не дать себя оглушить, зацепить, унести. Но пыли здесь оказалось не больше, чем в их краях, дышать и смотреть было тоже не труднее. А уж толкотни и грубости вокруг было гораздо меньше, чем во время бузкаши.
Через некоторое время раздался веселый хохот саиса. Мокки сказал Урозу:
– А ты знаешь, мне даже больше нравится ехать вот так. В том ящике на колесах, который привез нас в Кабул, ничего не было видно по сторонам, и к тому же я все время боялся за колени и бабки Джехола из-за толчков и дерганья машины.
Уроз ничего не ответил. Он думал о том, как еще далеко до Меймене, думал о солдатах и полицейских, которые, должно быть скакали, пытаясь его настигнуть. Только гордость мешала ему ежеминутно оглядываться, как убегающему от погони человеку.
– Джехолу тоже так лучше, – продолжал Мокки.
Жеребец сам приучался к новым правилам игры на большой афганской дороге, к пробкам, завихрениям, затишью, пустотам и толкотне, он уступал, подталкивал, объезжал, обгонял.
А дорога, подобно огромной книге с картинками, показывала им свои чудеса.
– Смотри, смотри! – кричал то и дело восхищенный Мокки.
Вон спускаются с летних пастбищ Нуристана стада коз, какие они черные, лохматые, веселые, какой у них гордый вид! А у юного чабана глаза-то