Владимир решительно встал и отправился за бутылкой вина. Повод есть, по крайней мере вполне официальный, Аленка вот ужинать осталась. Когда он вернулся, за столом говорили о предстоящем очередном концерте губернаторского симфонического оркестра, на которые все Сокольские и родители Людмилы традиционно ходили. Самое смешное, что по-настоящему знали и любили классическую музыку только его жена и теща. Алена посещала театр исключительно для поддержания образа девушки тонкой и интеллигентной, отец – по привычке, для Андрюшки считалось полезным прикосновение к сокровищнице, и так далее, а сам он выдерживал эту двухчасовую волынку, только чтобы не раздражать жену. Видит бог, она и так слишком многое ему прощает.
От предложенного бокала вина помощница по хозяйству испуганно отказалась, не поднимая глаз. Алену передернуло дважды, он заметил: и когда предложили, и когда домработница молча помотала головой. Интересно, какой у нее голос? За ужином она не сказала ни слова, только взглядами с Людкой обменивалась, быстро-быстро. Наверное, только для того, чтобы услышать, он, пристально глядя прямо ей в лицо, сказал:
– Спасибо, Наташа, очень вкусно.
Она ответила, так и не подняв глаз:
– Я старалась, Владимир Иванович.
Ого… Этого он никак не ожидал. Голос-то какой, а?! Низкий, с легкой хрипотцой. Такие голоса у женщин он только в кино слышал. Все, кого он знал, разговаривали более-менее звонко, некоторые даже визгливо, жена и его мать – пожалуй, слишком тихо, совсем не ярко. А эта… Тощая девчонка сказала четыре слова так, что ему на секунду захотелось закрыть глаза. Тогда бы он смог внимательно разглядеть чернокожую джазовую певицу, роскошную, прокуренную, опытную. Такой у девчонки был голос. А внешне – моль.
Алена засобиралась, Людмила пошла проводить гостью до порога. Андрюшка, отчетливо и безошибочно представляя себе новую замечательную жизнь, которая начнется у него прямо с завтрашнего дня, весело поскакал к себе наверх. В кухне остались Наташка и Владимир. Она занялась посудой, а он смотрел на ее худую прямую спину и думал, о чем бы ее спросить, чтобы еще раз услышать этот голос. В голову приходила всякая ерунда, и он незаметно увлекся новой для себя ролью пассивного наблюдателя. Двигалась девчонка хорошо, ладно так двигалась, наверное, танцами занималась в детстве или гимнастикой.
Владимиру нравилось, когда люди ловкие и гибкие. К сожалению, от избытка этих качеств редко страдали красивые женщины. То ли в моде была эта их изломанность движений, то ли флирт было удобнее маскировать напускной неловкостью: ах, я уронила платочек…
Эта уж точно ничего никогда не уронит. Включая собственное достоинство. Наконец первая фраза для разговора, который ему так хотелось завести,