– Нашел чего вспомнить, – рассмеялся Корзун. – Хочешь, я тебя старшим дружинником поставлю. Вотчину дам, а там и до боярского чина один шаг.
Лазутка поклонился в пояс.
– Добр ты, Неждан Иваныч. Но я смердом родился, смердом и помру. Всяк кулик на своем месте велик. Ни о какой награде и мыслить не хочу.
– Редкостный ты человек, однако. Ну хоть что-то попросишь.
– Попрошу, Неждан Иваныч, еще как попрошу. Когда-то ты меня в сельские старосты уговорил. Нет ныне села Угожей, нет и мужиков, а без села нет и старосты. Так?
– Выходит, так.
– А коли так, отпусти меня, боярин. Мне надо семью свою сыскать.
– И упрашивать нечего. Дело святое. Дам тебе в помощь двух дружинников – и сыскивай с Богом.
– Я уж как-нибудь один, боярин. Лес, как свою длань, ведаю. Сыщу!
– Ну, как знаешь, Лазутка. А когда сыщешь, приходи ко мне. Хотел бы тебя подле себя видеть.
Лазутке долго искать свою семью не пришлось. Прежде чем уйти с дружиной на Сить, он молвил Олесе:
– Поезжай с детьми к отцу, и уходите к бортнику Петрухе. Туда к вам после Сити приду.
– А может, в селе остаться?
– Нельзя, родная. Чай, слышала, что толкуют о поганых. Они выжигают села и деревни, старых людей и младенцев убивают, а молодых уводят в полон. Пойдут на Ростов – спалят и Угожи. Надо немешкотно уходить. До избы бортника татары не доберутся.
Лазутка ушел на Сить. Олеся плакала навзрыд. На злую брань ушел ее самый любимый человек, ее ненаглядный, всегда желанный Лазутка. Уж так счастливо жили они последние годы! И вдруг эти треклятые ордынцы. Теперь – все покинуть: крепкий, добротный дом на высоком подклете, с белой избой, летней повалушей и нарядной светелкой, баню-мыленку, кою Лазутка срубил всем Угожам на загляденье, изукрасив ее дивной деревянной резьбой, будто саму избу украшал; покинуть просторный двор с погребами, ледниками и медушами. Всюду с любовью прошлась и ее заботливая, ловкая рука. Как берегла, как лелеяла она свой дом!
Лазутка не нарадовался:
– Вот уж и не чаял, что купецкая дочь такой рачительной хозяюшкой будет. Воистину: хозяйкой дом стоит. И до чего же славная ты у меня, Олеся!
Зардеется Олеся, глаза счастливо заискрятся: мужья похвала – лучший подарок. Уж такой довольной сделается.
А Лазутка стоит, любуется своей женой, глаз не сводит. Наделил же Бог супругу не только искусной рукодельницей, неустанной труженицей, но и невиданной красотой, коя не только не поблекла после рождения троих сыновей, но еще больше расцвела.
Не выдержит, подхватит свою лебедушку на руки и закружит, закружит. А ночами, когда ребятня уснет, жарко прильнет к ее горячему телу. Страстными, хмельными были эти сладкие ночи!
Нет, тяжело было расставаться со своим домом Олесе. На селе суетятся встревоженные мужики, плачут бабы и мало-помалу покидают свои жилища. А Олеся все чего-то ждет-выжидает. Вот замаячит сейчас на околице гонец на