– Я говорил это искренне и доверчиво шел вдоль своего берега, не пытаясь переходить на ту сторону, но случилось так, что с моей стороны лед не выдержал. Разве моя вина, что мне двадцать четыре года и что вы так хороши?
– Неужели я еще хороша? А я надеялась, что нет!
– Не знаю, вначале я этого не находил, а потом, в один прекрасный день, вы показались мне красивой. Вы-то ничего для этого не делали, но я невольно ощутил ваше очарование, до того, что даже искал защиты от него и старался рассеяться. Я воздал дьяволу дьяволово – мою бедную душу и принес сюда, кесарю кесарево, мое уважение и безмолвствование. Но вот уже неделя или десять дней, как это волнение терзает меня даже во сне. Когда я с вами, оно рассеивается. Даю вам честное слово, Тереза, когда я вас вижу, когда вы говорите со мной, я спокоен. Я забываю о том, как звал вас в минуты безумия, непонятного для меня самого. Когда я говорю о вас, то утверждаю, что вы уже не молоды и что мне не нравится цвет ваших волос. Я заявляю, что вы мой близкий товарищ, другими словами – мой брат, и говорю это совершенно искренне. А потом среди зимы, всегда царящей в моем глупом сердце, иногда вдруг повеет весной, и мне кажется, что это дуновение исходит от вас. Конечно, от вас, вы ведь преклоняетесь перед тем, что вы называете истинной любовью! Послушав вас, начинаешь думать о ней, хоть и не знаешь ее!
– По-моему, вы ошибаетесь, я никогда не говорю о любви.
– Да, я знаю. У вас на этот счет предвзятое мнение. Вы где-то прочли, что говорить о любви – это значит внушать ее или любить самому; но ваше безмолвие очень красноречиво, ваши умолчания бросают в жар и ваша чрезмерная осторожность дьявольски привлекательна!
– В таком случае перестанем встречаться, – сказала Тереза.
– Почему? Что нам до того, если я проведу несколько бессонных ночей, раз в вашей власти вернуть мне спокойствие?
– Что я должна для этого сделать?
– Исполнить мою просьбу: сказать мне, что вы кому-то принадлежите. Я буду считать, что это так, а поскольку я очень горд, я излечусь как по волшебству.
– А если я скажу вам, что никому не принадлежу, потому что не хочу больше никого любить, этого недостаточно?
– Нет, я слишком фатоват: я буду верить, что вы можете изменить свое решение.
Тереза не удержалась от смеха, услышав, с какой готовностью Лоран признается в своих недостатках.
– Ну хорошо, – сказала она, – выздоравливайте и верните мне дружбу, которой я гордилась, вместо любви, за которую мне бы пришлось краснеть. Я люблю.
– Этого недостаточно, Тереза: вы должны сказать мне, что принадлежите ему!
– Иначе вы подумаете, что этот человек – вы, не так ли? Ну, так вот: у меня есть любовник. Вы удовлетворены?
– Совершенно. И видите, я целую вам руку, чтобы поблагодарить вас за вашу искренность. Довершите благодеяние, скажите, что это Палмер!
– Не могу, я солгала бы.
– Тогда…