– К пресветлому эмиру прибыл Сорви-голова! – возвестил он и, приложив ладонь к груди, склонил голову.
– Сорви-голова? – изволил удивиться Нури ибн Кабоб. Его лицо разочарованно вытянулось. – Кто это такой? Впрочем, пусть войдет.
Глашатай посторонился, пропуская мимо себя гостей.
– О, это вы, дорогой мой Оторви Башку! – обрадовался Эмир, взбираясь на свой трон, чтобы выглядеть посолиднее. Вернее было бы сказать, что это не совсем трон, вернее, трон, но похож он был на низкий неширокий диван с валиками и атласными подушками, установленный на возвышении в половину человеческого роста – повелитель непременно должен возвышаться над своими подданными. – А мне доложили, будто прибыл какой-то Сорви-голова.
– Меня теперь так зовут, – устало вздохнул Сорви-голова. Как же тяжело, оказалось, менять имя.
– Разве? – задумался эмир. – Впрочем, какая-разница. Принесли ли вы обещанное?
Сорви-голова неспешно, вразвалочку приблизился к трону.
За ним увязался Синдбад, выглядывая в толпе приближенных Амаль, но девушек, к сожалению, здесь вообще не было: одни бородатые морды в невообразимо высоких чалмах и двух, а то и трех халатах, надетых один поверх другого. Это, видимо, повышало их уровень самозначимости.
– О да! Вам только надлежит послать охрану на мое судно и…
– Почему же вы не захватили ее с собой? Вещица, должно быть, совсем-совсем крохотная, – разочарованно протянул Нури ибн Кабоб, поерзав на своем троне, и запустил в правого махальщика подушкой, вымещая на нем свои нетерпение и злость.
– Но очень ценная! Я не рискнул идти с ней без охраны.
– Да-да, вы правы, – вынужден был согласиться с ним эмир. – Эй, стража! Срочно принести с корабля Сорви-головы вещь, которую… В общем, вещь.
– Слушаемся и повинуемся! – стражники рванули с места, рыча от усердия и отпихивая друг друга локтями. Каждому из них непременно хотелось выслужиться перед повелителем.
– А мы пока… – эмир многозначительно прищурил один глаз и кивнул в сторону боковых дверей, потерев при этом ладошки.
– О! – обрадовался Сорви-голова. – Как это кстати, это самое ваше «пока», мой дорогой Нури.
Нури ибн Кабоб сполз с диванчика, спустился по ступенькам и, переваливаясь, словно беременная утка, заковылял к дверям в боковые покои.
Все, кроме махальщиков, остались в зале, разочарованно облизываясь в бороды. Всем не хуже, чем Сорви-голове, прекрасно было известно, что означает это эмирское «пока».
Высокие резные створки дверей распахнулись, и глазам Синдбада открылась квадратная комната, украшенная лепниной и фресками на стенах, подобными тем, которые он видел в книге «Тысяча и одна ночь»: простенькие бытовые сюжеты и никакого понятия о перспективе. Впрочем, у каждого народа свое художественное видение. У Египтян, к примеру, людей почему-то рисовали в профиль… Хотя, надо было признать, фрески в натуральном виде смотрелись довольно величественно. Слева тянулся узкий балкончик с невысокими