Он ответил на звонок и сразу направился в гостиную. Видимо, Рите не нужно было слышать подробности этой работы. Но она ничего и не слышала.
Не видела, не слышала, не чувствовала. Она умерла.
Тело еще как-то сидело, могло поворачивать головой, дышать. Но все остальное…
Когда Джон вернулся на кухню, там никого не было.
– Ты где?
Тишина. Парень поднялся в спальню. Пусто. Внезапно он понял.
Швырнув телефон на пол, Джон помчался к выходу. Дверь была слегка приоткрыта. Наспех надев первую попавшуюся обувь, он выбежал на улицу и побежал к морю. И не к берегу понесли его ноги. К обрыву. Он не видел, но просто знал, что Рита сейчас там…
Вот и все… Все внутренние лампочки перегорели разом, дышать, думать, двигаться – это все отключилось. Кричать… крика тоже больше не было…
Глубокая, спокойная пустота моря… Оно всегда помогало. Всегда забирало боль. Теперь пришло время, чтобы оно забрало ее всю…
Может, это неправильно и так нельзя. Ты родился, получил свои задачи, взял ответственность за свою жизнь, за себя… И ты должен жить. А в жизни бывает все. И радость, и боль. Но когда это невыносимо… Когда не выдерживает внутри ничего… Что делать тогда?…
– Стой!
Она обернулась.
– Не смей! – Джон, наконец, добежал и остановился рядом.
Девушка посмотрела на него… Любимый и родной Брет… такой долгожданный и навсегда потерянный…
Непонятный и непредсказуемый Джон… Такой же сильный, хорошо сложенный. Она вспомнила сейчас его обнаженную грудь. Эти ритмично ходящие мышцы. Не перекаченные, а простые, человеческие мышцы….
И этот клык на шее… Может, она просто хочет Джона и пора отпустить Брета?… Может, просто она заморочила себе голову этим Джоном, чтобы заглушить мысли о Брете?
Или это просто стокгольмский синдром? Жертва ведь может полюбить насильника, когда выхода нет.
Никакой любви больше. Хватит чувствовать. Хватит этой жизни. Не получилась она. Слишком больно.
Джон не читал мысли, но он умел читать по лицу и прекрасно ловить состояние Риты. Он понял, что она поплыла опять. А до обрыва было несколько шагов. Парень схватил ее за предплечье, а второй рукой влепил сильную пощечину.
Девушка вскрикнула, задрожала. Еще одна пощечина. И слезы потекли ручьями.
Вот теперь хорошо. Слезы – это хорошо. Значит, все проснулось, заработало и будет выходить.
– Иди сюда, – ласково сказал он и прижал девушку к себе. Она разрыдалась так, что у него самого защемило в носу…
Господи, какая же ты непростая, жизнь! Какая же ты непростая…
Глава 2
Густав и Зельда сидели в больничном коридоре как два приведения.
Они ждали.
Каким-то чудом машина юноши не разбилась, и его спас проезжающий мимо турист, отвез в больницу, постеснялся назвать свое имя и убежал по своим делам дальше.
Вечность растеклась по всей больнице и остановила время. Зельда выпросила