– Я хотел тогда помочь Магде. Он все время приходил и устраивал скандалы. И я решил втереться к нему в доверие. Подружиться, насколько это возможно. И потом уговорил купить конфеты, чтобы извиниться и попросить адрес дипломатичнее. И предложил написать ей письмо с извинениями и просьбой дать адрес. Пока он там пил пиво, я сидел рядом и строчил это письмо.
– Да, я знаю, оно есть в деле.
– Может, не надо было предлагать ему покупать конфеты… – Олаф вдруг стал грустным. – И Магда была бы жива?
– Если он собрался ее отравить, то конфеты или что-то другое – уже роли не сыграло бы.
– Да, наверное.
– Тот период у вас был таким насыщенным. И вы разбежались… Неужели за столько лет не хотелось позвонить, поздравить?
– Хотелось, Ингрид. Очень хотелось. Но был один момент, который меня останавливал. Да и сейчас тоже. Просто я его выключил. Как смог.
– Что за момент?
– Это секретный момент и, поверьте, с делом он никак не связан.
– Но, возможно, это тот самый пазл, которого мне не достает. Я же не допрашиваю вас. Это личная беседа. Просто, чтобы я была в курсе всего.
– Обещаете, что этот секрет останется только между нами? Я не хочу последствий. Никто не должен его знать. Абсолютно никто.
– Обещаю.
В этот момент булочка почему-то снова поманила к себе с особой силой. Секреты и сдоба, возможно, тоже имеют какую-то тайную связь между собой. Но еще ни одному человеку не удалось ее выяснить.
– Я гей.
Женщина посмотрела на него с таким выражением лица, как будто птица, которая ждала вкусных крошек, а вместо этого ей протянули слона.
– И это секрет?
– Да.
– Олаф, в наше время можно заявить о том, что ты Натурал – и получить последствия. И даже обвинение в нетолерантности. А то, что ты гей – можно хоть с плакатами ходить.
– Есть нюанс… Я всегда любил Густава.
Ингрид втянула воздух с этим признанием очень медленно.
– Мы же сводные братья, а не родные. И когда он выбрал Оливию, это ранило меня. Когда я так подвел его с ней, и он потом сломался, я не мог смотреть ему в глаза. Я понимал, что у нас ничего не будет. И что я испортил даже братскую дружбу. Конечно, я хотел позвонить. Но мне было а – стыдно и б – невыносимо больно. Сейчас эти чувства уже не так ранят. Я понял, что семья это еще большая любовь. И Тарьё меня покорил. Удивительный племянник. Я бы взял его в помощники, когда все закончится. Оно же закончится?
– Я надеюсь. Очень надеюсь. Спасибо за откровенность, Олаф.
Мужчина одобрительно кивнул. И оба накинулись на свои булочки. Расследование – расследованием, но оставлять эти милые и мягкие создания одиноко лежать и остывать на тарелке –