Ну, уж лавочник так лавочник, всем лавочникам – лавочник. Такого как он, народ в слободе всего видавший, уж точно ещё видывал. Парик на голове высокий, словно башня, а напудрен, так что рядом стоять невозможно, чихать хочется. В лорнет свой, изумрудами да рубинами отделанный повсюду, так и зыркает. Знай, себе поглядывает, и по поводу и без повода лишь бы форсу навести. А камзол у него весь бисером, что платье женское, расшитый, а зауженный такой, что сзади фалды смешным пучком топорщатся. Люди, посмотрев на этот пучок, так его про меж себя и стали кликать – Пучком.
– Смотрите… – говорят, – вон Пучок идёт… – и хохочут, хотя сам он себя называл звучным и обольстительным именем Диметриус-Страстный. А говорил он мягко и с немецким акцентом, нарочито выговаривая вместо буквы «В» букву «Ф», считал, что это звучит красиво и придаёт ему ещё больше шарма. Правда иногда, когда забывался, то говорил чисто и без изъяна, но почти сразу спохватывался и вновь коверкал слова, дабы выглядеть своеобразным.
В общем, модник был такой, что люди поначалу смеялись над его видом и ужимками, и только когда чуть пообвыклись, лишь тогда перестали хихикать. Дивились такому франту, дивились, смеялись, потешались, а в лавку его всё равно ходили, ткань да платья покупать-то надо. Ну а лавочник-хитрец немного пообжился да знакомства выгодные заводить давай. То с какой графской семьёй через жену или дочку, что у него товар брали познакомиться, то глядишь, с боярином каким важным уже беседу ведёт, в гости напрашивается, плезиры обещает. Ох, и шустрый малый оказался.
А вскоре все так попривыкли к его присутствию, что это стало даже модным приглашать его в гости. Кто из столичной знати хотел выделиться среди прочих, то заводил знакомство с Европейским лавочником-негоциантом из немецкой слободы. Так и стал он вхож почти во все мало-мальски значимые дворянские семьи столицы. Приглашали его и на именины, и крестины, и даже на свадьбе он первый гость, а уж про балы да празднества всякие, коих в то время проводилось множество, и говорить не приходится, там уж лавочник Пучок завсегда в числе приглашённых был.
Он на вроде такого популярного талисмана сделался, где у кого какое торжество, так его туда тут же и зовут, по-доброму привечают, за стол как самого важного гостя сажают. Вот только в одном семействе ему не рады, к себе не зовут, не привечают, а семейство это Алёнкино с Дашенькой было. И это не потому, что пока мужчин в доме нет, братья по-прежнему так и учились в Амстердаме, а князь Денис с царём постоянно в разъездах находился, а всё, потому что он как-то Дашеньке не глянулся.
– Уж больно он весь сахарный, слащавый какой-то, приторный! Не приятный хлыщ! Такой как он, речи сладкие лопочет, в глаза смотрит, а сам вроде чего выведать желает, в доверие втирается,…