Эта внезапная ослепляющая страсть была знакома ему. Являлась реакцией на перевозбуждение. Защитой от избытка нервной энергии. Спасала его от перегрузок и стрессов.
Его беременная жена, которую он продолжал любить и желать, в последние недели обрела неуловимо новые свойства, отдалившие ее от Бернера. Сейчас, взглянув на ее плотный, обтянутый шелком живот, Бернер желал не ее, а эту молодую доступную женщину, чей белый, без единой морщинки лоб, опушенный золотистыми сияющими волосами, был так близок, что можно было прижаться к нему губами.
– Итак, несколько слов нашим телезрителям, господин Бернер!
– Хочу, чтобы все россияне в эту новогоднюю ночь почувствовали тепло и любовь! – Бернер смотрел в глазок телекамеры, улыбался, щурил темные лучистые глаза. Знал, что хорош, энергичен и убедителен. Слова, которые он произносит, будут бережно, как драгоценности, перенесены в «Останкино» и с огромной, до облаков, колокольни сорвутся в мир, брызнут силой и свежестью. – Наши трудности и огорчения временны. Они скоро минуют. У руля Российского государства стоят решительные, смелые люди. Мы знаем, как действовать, как сделать Россию великой! С Новым годом, друзья!
Последнюю фразу он произнес особенно душевно и проникновенно, зная, что будет услышан в каждом доме, в каждой семье. Окормлял людей своим жизнелюбием и уверенностью. И вдруг почувствовал бесшумный удар в грудь. Будто прилетела и попала в него пуля. Проникла в тело, опустилась ниже, в живот, и там превратилась в крохотный живой зародыш. Этот зародыш зашевелился, стал расти, превращаясь в малый эмбрион, в подвижный пульсирующий червячок. И это ошеломило, испугало его. Он был беременен, и залетевший в него, как пуля, сперматозоид был выпущен из космоса, пролетел огромные пространства и нашел его здесь, в душном зале, за новогодним столом.
– Вы прекрасно сказали, господин Бернер! – улыбалась ему журналистка, протягивая микрофон к соседней княжне.
Он молчал, не понимая, что с ним содеялось. Кто ворвался в него, угнездился среди его разгоряченных внутренностей.
Глава шестая
Кудрявцев, гонимый страхом, добежал до углового трехэтажного дома, слепого и темного. Хотел обогнуть, углубиться в черноту неосвещенных привокзальных строений. Но ему померещилось, что вдоль перрона перемещаются люди, вспыхнул и погас огонек сигареты. Он отшатнулся, стал огибать дом с другой стороны, ломая кусты, спотыкаясь о детские песочницы и скамейки. И опять ему почудилось, что за кустами