Сережка вернулся, стоял в дверях и слушал разговор. Потом подошел, подставил спину:
– Садись.
Я устроился у Сережки на закорках.
– Тяжело?
– Нисколечко… – И понес меня. Терпеливо подождал, пока я запирал входные замки, вприпрыжку спустился со мной к выходу, пронес мимо любопытных бабки Таси и бабки Шуры («Здравствуй, Ромочка! На прогулку поехал, голубчик?»). Ловко пересадил в кресло. Я уперся ладонями в обручи.
– Поехали скорее! – Подальше от словоохотливых бабок.
– Давай покачу тебя!
– Что ты, я сам!
Деревянные тротуары
Наша улица не в центре, но и не на самой окраине. В районе, который называется Текстильный. На ней стоят одинаковые панельные многоэтажки и растут жиденькие клены. Машин здесь немного, но регулярно проезжает автобус тридцать первого маршрута.
Мы двигались по асфальту, в расщелинах которого росли подорожники. Я ладонями толкал дюралевые обручи – они приделаны к колесам специально для рук. Передние колесики прыгали на асфальтовых бугорках. Сережка шел рядом. Я все ждал, что он спросит: «Куда двинемся?» Но он вдруг вздохнул:
– Ты неправильно сказал своей маме…
– Что неправильно?
– Я не из вашего двора.
– Какая разница? Все равно ведь ты недалеко живешь!
– Далеко. Если на тридцать первом ехать, то целых полчаса, до стадиона «Чайка». А там еще пешком по Диспетчерской и Партизанской…
– А как ты здесь оказался?
– Просто так. У меня привычка такая… вернее, занятие. Гуляю по всему городу, смотрю: где что интересное. И где есть хорошие люди…
Я огорчился и встревожился:
– Значит, ты здесь случайно!
Он быстро посмотрел на меня сбоку.
– Почему же случайно?
– Мог ведь и не завернуть в наш двор…
– Кто его знает, – тихо отозвался Сережка, глядя под ноги.
– И… наверно, больше уже не завернешь, – шепотом сказал я. – Будешь гулять по новым местам. Искать… новых людей.
Сережка положил руку на спинку кресла.
– Зачем же мне новых? Раз уж я нашел тебя… – Это он все так же тихо проговорил, даже скучновато. Но по мне опять прошло тепло – по всему телу, даже по ногам. Я зажмурился, прижался затылком к спинке, потом глянул на Сережку. Он шмыгнул носом, но глаз не отвел. Вернее, отвел, но не сразу, а когда все уже было ясно. Поглядел по сторонам и спросил равнодушным тоном: – Эта улица в честь какого Глазунова называется? Есть такой композитор, есть художник…
– В честь Героя Советского Союза. Он был летчик и погиб в сорок пятом году… Он до войны в нашем городе жил.
– Я даже и не слыхал про такого, – озабоченно сказал Сережка. –