Стелла подробно рассказывала мне про отель, который она строит на Васильевском острове, а я преданно глядела ей в глаза и кивала. Отель на Васильевском острове её (Стеллы), и соседнее здание тоже её, и ещё что-то тоже все её. У Стеллы есть строительная документация, контракт, дедлайн и правильные температурные условия хранения кирпича для отеля.
Я поняла, что просто преклоняюсь перед Стеллой, – как она сумела сделать так, что все это стало ЕЁ: и строительная документация, и контракт, и дедлайн, и правильные температурные условия хранения?
Стелла говорила со мной один час двенадцать минут, и я почти окончательно впала в транс – голова покачивалась в такт её словам, а улыбка превратилась в больную оскаленную гримасу, это у меня профессиональное. А у Стеллы совсем нет совести, я же всё-таки не на работе!
За десертом Менеджер высшего звена и Стелла обсуждали экстремальные виды спорта. Стелла борется с налоговой полицией, а Менеджер умеет водить самолёт и катер. Мне очень хотелось как-нибудь подобраться к Менеджеру, поэтому я тоже решила принять участие в разговоре.
– Что касается экстрима, – светски заметила я, – у меня есть одна знакомая. Она однажды очень хотела понравиться инструктору по прыжкам с парашютом и для этого пробралась на вертолёт и прыгнула с парашютом прямо с этого вертолёта. Так она, представляете, прямо в полете описалась, чтобы не сказать похуже…
Подчеркнув, что я тоже имею отношение к экстремальным видам спорта, я почувствовала, что стала вровень с Менеджером, и только хотела продолжить беседу, как Алёна вызвала меня в коридор:
– Знаешь, хоть у Менеджера и Стеллы есть деньги и «мерседесы», всё равно они обе ужасно несчастные – без семьи и без детей.
– Ты с ума сошла! – возмутилась я. – Я тебе говорю как психолог – они абсолютно счастливы и самодостаточны. Вон у них сколько всего – вечеринка в Хельсинки, самолёт, катер и вообще…
Алёна упрямо считает, что у таких успешных дам под маской успеха таится отчаянная тоска, но я подозреваю, что она думает так оттого, что у неё самой нет никакого успеха, только Никита и мальчишки.
К концу вечера мы все по-настоящему сдружились, и я спросила Менеджера, как это ей удаётся быть такой нечеловечески стройной?
– У меня была такая история! Не дай бог никому! – сказала Менеджер и подозрительно алчно впилась в меня глазами.
«Нет! Только не это!» – закричала я, но только мысленно, а вслух сказала:
– Давай, рассказывай (мы уже были на «ты») всё подробно, мне очень интересна твоя история – не дай бог никому…
Может быть, у меня началась профессиональная деформация? Это такая болезнь, когда прокурор обвиняет не только в суде, но и дома. Или полковник на трамвайной остановке кричит толпе пассажиров: «Раз-два, стройся!» Или учительница младших классов ласково и строго смотрит на всех взрослых как на дебилов. А на мне, видимо, надето специальное психологическое лицо, которым я сообщаю окружающим