Тут на кухню вбежала Олька и начала стаскивать меня с окна.
– Опять свалишься, Кася, ты нас и так до смерти напугала…
И вдруг выпустила меня и позвала подружку.
– Тань, смотри, вот он, я тебе про него говорила.
Таня прибежала и выдохнула:
– Симпатичныыыый…
Я чуть не упала. О ком они говорят? Откуда они знают?
Но все оказалось проще: к псу подошел парень, погладил и позвал за собой. Потом посмотрел, как тот медленно ковыляет, подхватил на руки и скрылся с ним в нашем же подъезде.
– Ага, – сказала Олька, – симпатичный.
А потом вздохнула и добавила.
– А ведь даже не здоровается…
Недели две я вообще не мог шевелиться. Даже не из-за тысячи бинтов, которые меня опутывали – просто было очень больно. Хозяин кормил меня сначала из шприца, впрыскивал в рот что-то теплое и питательное. Потом стал давать мелко разжеванное мясо. Валялся я прямо на кухне, так что видел – мясо он разжевывает самолично.
При этом он приговаривал с какой-то то ли нежностью, то ли завистью:
– Жри, Ромео, жри…
Мне все время казалось, что я просто еще раз родился. Первая жизнь вспоминалась как-то тускло, даже запахи из памяти выветрились. Но все равно было много похожего. Раньше я восхищался Вожаком, теперь – Хозяином.
Хозяин пах резко и выпукло: табаком, пивом и какой-то химией. Если бы я внезапно почуял этот запах, то чихнул бы и убрался подальше. Но жизнь была новая, входил я в нее вместе с этим запахом и поэтому воспринимал его как нечто само собой разумеющееся. Иногда к Хозяину приходил другой крепко пахнущий человек. Он колол меня иголками и впрыскивал какую-то гадость. Как только я смог шевелить головой, первым делом попытался этого типа тяпнуть за руку. Но Хозяин крепко взял меня за голову и сказал:
– Нельзя, Ромка. Это доктор. Он тебя лечит, делает тебе хорошо, понял?
Я не очень понял, что хорошего, когда в тебя втыкают иголку, а тем более – когда накачивают такой дрянью, что нос в колбаску загибается. Но кусать доктора больше не пытался. Иногда рычал для острастки, чтобы тот не очень-то расслаблялся. Мне больше всего помогали хозяйские руки. Когда он меня гладил, чесал за ухом или под подбородком, я замирал и старался впитать в себя это обалденное ощущение. Я был уверен – как только выздоровею, Хозяин меня снова выставит на улицу. Поэтому старался сохранить тепло его руки внутри, в себе. Не получалось. Как только Хозяин оставлял меня одного, ощущение исчезало. Оставалась только уверенность, что совсем недавно я испытал такое эдакое, что никак не опишешь.
Не знаю, что помогло – иголки и отрава доктора или руки хозяина – но через три недели я впервые поднялся на ноги. Эту героическую попытку я совершил в отсутствии Хозяина. Очень не хотелось, чтобы он меня видел таким слабым, с трясущимися лапами и перекособоченным. Я должен был доказать ему, что смогу его защитить, буду охранять дом… и вообще такой пес, как я, в хозяйстве пригодится.
План