– Кажись это форсунка в немецких двигателях. Кум мой недавно на своем Опеле Вектра такую менял.
Костян еще чуть подумал, добавил «вроде бы», потом кивнул на пластиковую бутыль.
– Накатим?
Конечно же, Щавель был полностью солидарен с коллегой в этом вопросе. Они накатили, запили это дело компотом, а потом накатили еще раз. После третьей Костян закурил, а у Сереги в башке наконец-то окончательно угомонился монах-буддист. Исчезла звонница с огромным колоколом, будто её не существовало вовсе, а вместо неё на всю ширь серегиного сознания раскинулось море-океан из исключительно позитивных волн добра, любви и теплоты. Щавель в этом море был своим. Пьяное сознание делало его то рыбой, то моллюском, то лихо закрученной ракушкой, то просто обычным купальщиком, плещущимся в волнах. После третьего «наката» Щавель ощущал себя ловцом жемчуга. Не в том плане, что он выдавал вербальные перлы собственных лингвистических пассажей, в этом он был не особо силен. Скорее, каждый накат был как прыжок ныряльщика со скалы в глубину – длинный и затяжной, и неизвестно каким и с чем он вынырнет. Может приблизится к заветной жемчужине очень близко и тогда ему потребуется еще один затяжной прыжок. А может он опустится очень глубоко, где давление морского дна его расплющит. Либо слишком быстро вынырнет, и кессонная болезнь лишит его сознания. Это было немного страшно и захватывающе одновременно.
Костян что-то рассказывал про приключения юности. Серега слушал вполуха, предпочитая барахтаться в волнах любви, добра и теплоты, но исправно поддакивал, кивал головой, а в местах, когда Костян начинал смеяться, вторил ему искренним смехом. Он не особо понимал смысл шутки, но прекрасно чувствовал настроение хозяина квартиры. Это было одним из достоинств Сереги – некая застольная компанейность, за которую его терпели, а иногда и ценили собутыльники. Щавель еще до пьянки безошибочно определял, кто из людей как будет действовать в пьяном состоянии. Пьяных он делил на несколько категорий: агрессивных, дерзких, откровенных и задумчивых. У каждого типа был свой представитель.
Агрессивных представлял Аркаша Гозарулев. Невысокий одутловатый мужичёнка лет тридцати, Аркаша считал себя специалистом во всех областях. Он работал сварщиком и считал себя особой неприкасаемой вплоть до того, что он только варит, а электроды носить или тем более металлические заготовки – это ниже его достоинства. За это его недолюбливали даже в собственной бригаде. Так же Аркаша с пятого по шестой класс занимался боксом и с тех пор считал себя серьёзным боксером. А еще выучил с десяток шуток из выпусков «Аншлага» и несколько рифмованных куплетов из творчества группы «Сектор Газа» и повторял их при каждом удобном и неудобном случае. Все это делало Аркашу в собственных глазах выдающимся и замечательным человеком. По-трезвости делало. По-пьяни аркашино эго вырастало до небывалых высот: каждый человек,